Читаем Мемуары полностью

Отъезд г-на дю Вера стал важным общественным событием, ибо большое число людей разного рода и звания пожелали явиться к нему, дабы проститься. Об этом тотчас донесли канцлеру. Чтобы не выглядеть постыдно перед всем двором, он решил уехать из Тура, где все еще находился и отправиться в Блуа искать аудиенции у Королевы, с тем чтобы просить у нее разрешения удалиться от дел. Президент дю Вер также не хотел по приезде видеть того по-прежнему при дворе, то ли руководствуясь уважением к их дружбе, длившейся долгое время, то ли опасаясь какой-либо накладки, и потому через своего племянника Рибье просил супругу маршала избавить его от их встречи.

Уже находясь в пути, канцлер поделился своими планами с президентом Жаненом и, поскольку надежда всегда умирает последней, особенно при дворе, попросил того (ввиду отсутствия г-на де Вильруа, находящегося на переговорах в Лудане) побывать прежде него у Королевы и узнать у нее, истинным ли был слух о скором прибытии г-на дю Вера, и, раз уж представляется такая возможность, предложить ей свои последние услуги, учитывая, что она совсем скоро могла разделить его судьбу.

Президент Жанен был принят Королевой, и она рассказала ему о том, как обстоят дела. Он убеждал ее отложить принятие решений, а видя, что Королева чрезвычайно взволнована его словами, напомнил ей о совете, некогда данном ей им и г-ном де Вильруа. Теперь они не считали более необходимым его исполнение. Вместо ответа Королева ограничилась вопросом, неужто он всегда так управлял делами Короля, преследуя собственные цели, и назавтра приказала канцлеру вернуть королевские печати, что он и сделал, после чего удалился от двора.

Удаление президента Жанена и г-на де Вильруа также было делом решенным, но об этом пока помалкивали; Барбен, которому Королева намеревалась отдать должность де Сийери, посчитал своим долгом отложить вступление в эту должность до того момента, когда Их Величества вернутся в Париж, то есть до установления прочного мира.

Их Величества прибыли в столицу 16 мая и передали печати г-ну дю Веру; президент Ле Же был выпущен на свободу и вернулся к исполнению своих обязанностей в парламенте. Однако более дорогая и менее ожидаемая свобода была возвращена графу Овернскому140, которого Их Величества, не зная более, кому из принцев можно доверять, освободили, тем самым даруя новую жизнь тому, кто уже ни на что не надеялся. Покойный Король дважды заключал его в Бастилию за попытку мятежа и выступления против Его Величества, на чьей службе он никогда не вел себя как подобало. Первый арест не сделал его умнее, и не было никаких оснований надеяться, что и нынешний арест станет последним; однако того, чего не позволяло ему совершать его собственное достоинство, он достиг благодаря хитрости других, надеявшихся, что признательность пересилит в нем дурные наклонности, и, чтобы милость была полной, Его Величество возвестил ему через герцога Неверского о возвращении звания полковника легкой кавалерии, которое он получил еще до заключения в тюрьму.

Их Величества вознаградили также и тех, кто управлял крепостями и королевским доменом в Берри, стремясь выполнить обещание, данное Господину Принцу.

Маршал д’Анкр сдал Амьенскую крепость герцогу де Монбазону, которому, кроме того, Король даровал наместничество в Пикардии вместо прежнего — в Нормандии. И дабы маршал д’Анкр ничего не лишился в результате такого обмена, а, напротив, возвысился в понижении, ему было даровано королевское наместничество в Нормандии и губернаторство Каена, за исключением городов Бельфон, Пон-де-л’Арш и несколько позже Кийбёф.

Несмотря на то что Их Величества таким образом подтвердили свое намерение в точности выполнять все свои обещания, принцы отнюдь не торопились вернуться в Париж, каждый из них тянул время, чтобы понять, какой оборот примут события.

Тем не менее они расстались друг с другом достаточно враждебно: это обычно случается с людьми, каждый из которых полагает, что заслуживает большего, и не довольствуется причитающейся ему частью общего вознаграждения. Все они жаловались, что Господин Принц захватил себе бoльшую часть. Герцоги Роанский и де Сюлли, утверждавшие, что именно они переманили на свою сторону партию гугенотов, заявляли, что их интересы почти не были учтены. Г-н де Лонгвиль был доволен не больше остальных, понимая, что его вернули в его собственный дом, и не отваживался возвращаться в Пикардию, несмотря на то, что маршал д’Анкр отказался от Амьенской крепости, поскольку был убежден, что ничего не выиграл, перейдя от маршала д’Анкра к герцогу де Монбазону. Между г-ном де Буйоном и Принцем доверия было так мало, что последний, которого Королева с нетерпением ожидала при дворе, внушал первому, что очень желал бы не встретиться с ним: таким образом, тесный союз принцев против Короля, державшийся лишь на надеждах каждого обрести в результате войны какие-либо выгоды, очень быстро развалился после заключения мирного договора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное