Мемуары

В начале пятидесятых Билл Индж однажды пригласил меня пообедать в «Алгонквин». Он повел себя, как какой-то мрачный ханжа — если вы понимаете, о чем я — и во время обеда внезапно, ни с того ни с сего, задал мне вот такой вопрос: «Теннесси, ты разве не чувствуешь, что как писатель — блокирован?»

Мой ответ был: «Да, чувствую, так было всегда, но я так люблю писать, что всегда прорывался через блок».

Мне кажется, самая главная проблема Билла — патологический эгоцентризм; он не смог вынести даже запаха неудачи после серии побед, и теперь за ним ухаживают две сиделки мужского пола.

Мне вспоминается строчка из «Царствия земного

»: «Жизнь — камень, и человек должен быть тверд, как камень, только один из них ломается — а жизнь не ломается никогда», — или что-то в этом роде…

Как я уже говорил, первый вариант « Камино» был написан в Новом Орлеане в 1946 году; именно эту мою работу Одри Вуд велела никому не показывать. Ее отзыв так меня расстроил, что я и сам решил, что пьеса ужасная. Через несколько летя был в Нью-Йорке и заскочил в Актерскую студию. Там в это время Казан делал упражнения с Эли Уоллеком и Барбарой Бэксли, еще с какими-то студентами — они играли «Десять кварталов по Камино Реал».Я понял, что Одри ошиблась — ее вполне можно играть, и сказал: «Мистер Казан, мы должны это поставить. Мы должны это поставить на Бродвее, может быть, вместе с какой-нибудь другой пьесой». В те дни еще никакого офф-Бродвея не существовало. Он согласился. Идея очень нас взволновала, и мы все лето (я был в Риме, он — в Нью-Йорке) обменивались письмами. Затем Казан внезапно принял предложение ставить что-то другое; я расстроился и уехал в Ки-Уэст, отдыхать. Но я не оставил идею пьесы «Десять кварталов по Камино Реал»

и продолжил работу над ней, расширив ее постепенно в «Камино Реал».

Тем временем пьеса, которую Казан поставил вместо «Десять кварталов»,провалилась. Все-таки некая поэтическая справедливость существует.И он был готов взяться за переделанную «Камино Реал».

Это был твердый орешек по тем временам, но Казану никогда было не занимать смелости, и мы приступил и к делу. Репетиции были очень, очень волнительны, а прием премьеры, прошедшей сначала не в Нью-Йорке — был очень, очень прохладным. Много народу уходило с представления. Людей всегда оскорбляют новации.

Работа волновала меня. Волновало ощущение, что я делаю нечто новое, другое, и я думал, что это новое «заработает» в постановке Казана, и оно заработало; за тем исключением, что публика в целом вовсе не хотела ничего нового — публика еще не созрела к тому времени. Теперь она созрела и любит эту пьесу. «Камино»была первым известным мне бродвейским спектаклем, где актеры бежали по проходу и выходили в зал. Этот прием был очень уместен, по моему мнению; никто, кроме меня, не торопился начать писать подобным образом. В целом было очень весело, если не считать оскорбленную реакцию значительной части публики.

Мне всегда было весело работать с Казаном.

Многие критики были раздражены пьесой, но некоторым из них удалось отнестись к новациям с пониманием.

Для филадельфийской премьеры мы с Фрэнком остановились в отеле, где наш номер находился прямо над номером певца Джонни Рея. Он как раз только что прославился песенкой «The Little White Cloud That Cried», мы познакомились, и он оказался очень приятным в общении человеком. Мы с Казаном и Фрэнки были у него за кулисами, он подписал нам фотографии. Одна из них все еще хранится у меня в Новом Орлеане. Он был очень симпатичным парнем, но не мог остаться в стороне от неприятностей.

Однажды вечером, после спектакля — он шел в Филадельфии в Театре Шуберта — продюсер Сент Саббер, который был в зале, подбежал ко мне и с криком: «Маэстро!» упал передо мной на колени. Мне это показалось очень безвкусным и слишком истерическим представлением. Такая низкая лесть была, боюсь, совершенно неискренней — потому что больше я о нем никогда ничего не слышал. Но это шоу-бизнес.

Весь состав актеров Казан набрал в Актерской студии — организации для Бродвея очень важной в те годы — лучше сказать, годы расцвета — в сороковые и пятидесятые. Для Актерской студии это были два самых лучших десятилетия. Почти все великие актеры учились в ней. И техника Актерской студии очень подходила моим пьесам. Актерская студия — Казан, Страсберг, Бобби Льюис — была замечательным местом, куда актеры могли прийти и обменяться взглядами на работу друг друга, она давала им что-то вроде стартовой площадки.

«Камино Реал»впервые была представлена в Нью-Йорке в 1953 году. Я сидел в ложе с мамой и Дейкином и думал, что хотя в пьесе и есть недостатки, она их успешно преодолевает.

Потом был прием по случаю премьеры, начали поступать нью-йоркские рецензии. Для пьесы, освободившей американский театр от многих ограничений реализма, они были просто дикими.