Мемуары

Пригласили лучшего в округе специалиста, итальянца, человека, уже много лет исполнявшего свои служебные обязанности без происшествий. Ранним утром под безоблачным голубым небом и сияющим солнцем мы готовились к съемке. Как только взрывник подаст знак, три оператора должны были включить камеры. Заряд он заложил на небольшой поросшей травой горке неподалеку от овечьего стада. Все устремили взоры на мастера. Он сбежал с горки, подал знак, камеры зажужжали, но… дальше последовала гнутущая тишина. Взрывник побежал назад к тому месту, где закопал динамит, и в тот самый момент, когда он наклонился над ним, заряд взорвался. С ужасом я увидела, как он схватился руками за шею, из которой фонтаном брызнула кровь. Помочь ему было уже нельзя: мужчина скончался в считанные секунды.

Мы были не в состоянии продолжать работу и прервали съемки на несколько дней, тяжело переживая случившееся. Потом начали снимать сцены с орлом, которые также оказались очень трудными, так как эта великолепная птица может парить только при ветре определенной силы. Когда орел поднимался в воздух, это было ни с чем не сравнимое зрелище. Проходили какие-то мгновения, и он превращался в едва видимую точку над вершинами гор. У нас захватывало дух, когда птица за считанные секунды устремлялась из поднебесья на искусственного зайца, которого подбрасывал ей сокольничий. К сожалению, из трех наших орлов двух местные парни из озорства подстрелили из ружей.

Когда мы закончили все съемки в Доломитовых Альпах, подошел к концу и отпуск Петера. Время, проведенное с ним, снова, как и прежде, не было свободно от напряженности в отношениях. На этот раз причину я видела в своей работе. С удивлением заметила, что между содержанием писем Петера и его поведением здесь лежит огромная пропасть. Он все больше становился для меня загадкой, которую я пыталась разгадать.

Перед его отъездом, случайно совпавшим с моим днем рождения, он надел мне на палец тонкое золотое кольцо и сказал: «Теперь ты официально моя невеста».

Я была озадачена, поскольку о помолвке никогда не думала. Тем не менее затея эта мне понравилась. «А где же твое кольцо?» — спросила я. Петер с удивлением взглянул на меня и затем беззаботно ответил: «Его еще предстоит купить».

В день нашего обручения мы поднялись к горной хижине, чтобы немного отдохнуть. Впервые за долгое время мы были одни. Но Петер не остался со мной, а часами беседовал с не знакомым ему старым хозяином хижины, играл с ним в карты и пил пиво кружку за кружкой, пока не стемнело. Я чувствовала себя оскорбленной, и на меня напали новые сомнения. Тот ли это человек, что писал мне столь чудесные письма?

Ответа я найти не могла.

Тотальная война

После возвращения в Берлин я увидела войну во всей ее безжалостности. Авианалеты наносили огромный ущерб, погибало все больше людей. Начались бои за Сталинград; о конце этой кампании нечего было и думать.

От Петера с полярного фронта приходили удручающие известия. В первом письме он сообщал, что за день до его прибытия русские захватили два опорных пункта и убили всех солдат и офицеров, прикончили даже раненых. Спастись от резни удалось одному-единственному немецкому солдату.

Мой брат тоже теперь сражался на Восточном фронте и даже побывал в штрафной роте. Его лучший друг, работавший с ним на фирме нашего отца, донес, будто Гейнц покупал мясо на «черном» рынке и пренебрежительно отзывался о Гитлере. Я была в отчаянии, что не могу помочь ему. Для меня было невозможно в разгар войны обратиться к фюреру с личной просьбой.

Все эти переживания снова уложили меня в постель. Как всегда, облегчение я надеялась найти в горах. Но после того как доктор Геббельс в феврале 1943 года объявил «тотальную войну», в горный район разрешалось ездить только на основании медицинского заключения, которое еще нужно было утвердить в Минпропе. Два врача выдали справки, в которых мне настоятельно рекомендовалось пребывание в горах. Тем не менее министерство отклонило мои ходатайства. Пришлось оставаться в Берлине.

Ночью 1 марта 1943 года в своем доме я пережила одну из самых ожесточенных — из непрерывной череды — бомбежек. Двери сорвало с петель, оказались разбитыми все стекла. Я думала, у меня лопнут барабанные перепонки, настолько сильными были взрывы. Нам с прислугой удалось погасить семь зажигательных бомб. Когда бомбардировщики улетели, мы вышли во двор. Все вокруг горело. Слышались крики о помощи из соседнего дома, в котором проживала дружившая со мной семья Гейер. Вместе с их прислугой нам удалось вынести из огня двоих детей. Небо еще долго оставалось багровым.