Мемуары

Я хотела заняться этим после моего возвращения из Испании и была очень разочарована, узнав, что у «АРРИ» все монтажные заняты. Не осталось ни одного свободного звукового стола, а у меня не было денег, чтобы где-то в другом месте арендовать помещение. Не оставалось ничего иного, как работать в коридоре «АРРИ» за столом перемотки. Сотни кинороликов надо было просмотреть, чтобы установить, какие не испорчены дождем и можно ли из фрагментов собрать полные копии. Материал, который хранился у французов, был в сохранном состоянии. Были возвращены «Триумф воли», «Бури над Монбланом» и фильм Цильке «Стальной зверь», но я не получила ценную звуковую аппаратуру для кино или деньги с моих банковских счетов.

Потянулись недели, когда я до ночи, не отрываясь, сидела за столом перемотки, пока не воспалились глаза, и несколько дней мне нельзя было работать.

Весь вспомогательный персонал «АРРИ» был полностью загружен, а моя Ханни, чтобы получать какие-то деньги, вынуждена была найти другую работу.

Теперь моя семидесятисемилетняя мать стала единственным человеком, который помогал мне при перемотке пленки и надписывании роликов.

Копии фильмов о горах, к счастью, пострадали мало, но некоторые олимпийские материалы были полностью уничтожены. Однако сохранились копии и дубликаты негативов, и я смогла воссоздать оригинальную версию.

Имелась и другая проблема: сначала олимпийские фильмы должны быть «денацифицированы»! Это были кадры, где Гитлер показан как зритель, чествование немецких победителей и олимпийскую присягу. Жертвой ножниц пали 86 метров — три минуты экранного времени. Из второй части фильма были вырезаны только несколько метров.

Повторяющееся в немецкой прессе как молитва мнение, что мой олимпийский фильм — нацистская пропаганда, в корне неверно. Даже сегодня общественность мало информирована об основных положениях, установленных Международным олимпийским комитетом. Поэтому я хочу процитировать выдержку из письма Генерального секретаря, ответственного за проведение Олимпийских игр в 1936 году, господина Карла Дима, которое он направил в 1958 году в адрес «Добровольного самоконтроля экономики кино»: