Мемуары

И вот после полуторагодичного перерыва я снова стояла на сцене. Первый мой вечер состоялся в драматическом театре в Дюссельдорфе, затем я выступила во франкфуртском драмтеатре и вновь в Немецком театре в Берлине; далее последовали Дрезден, Лейпциг, Кассель и Кёльн — всюду успешно, но я чувствовала, что за это время нисколько не усовершенствовалась. Перерыв был слишком длительным. Правда, от вечера к вечеру я танцевала все раскованней, стала более пластичной, почувствовала, что еще раз смогу добиться успеха, — и тут меня снова отозвали на съемки. Пришлось прервать турне и возвратиться в горы. Впервые мне и слышать не хотелось о фильме. Но я была связана контрактом, да и просто не смогла бы подвести Фанка. Свои чувства ко мне, не утратившие прежней силы, он старался перевести в шутки, по большей части в виде стихотворений. Листочки со стихами он почти каждый день совал мне в руки.

Засыпана лавинами

Январь 1926 года — вторая зима в съемках одного и того же фильма! Вначале мы работали на Фельдберге.[95] Работа шла там бесконечно медленно. Погода выдалась слишком плохая. Прошло две, даже три недели — и хоть бы один метр отснятой пленки. То не показывалось солнце, то светило так ярко, что снег набухал и становился для наших целей недостаточно пушистым. Трудно описать хлопоты и заботы, в каких проходили натурные съемки. Никаких трюков мы не устраивали, сенсаций тоже, но действительность по большей части была много опасней, чем это выглядело затем на экране.

Вот, например, в сценарии есть сцена, в которой главную героиню по пути в домик для горнолыжников засыпает лавина. Этот эффект, конечно, можно спровоцировать, вот только неизвестно, чем все закончится. Если действовать осторожно и сбрасывать вниз по чуть-чуть снега, то лавина будет невыразительной, а кинешь много, может статься, что потом придется разыскивать участников съемок, если они вообще найдутся.

Нам нужна была всего-навсего одна приличная лавина, и потому мы со Шнеебергером поехали в Цюрс,[96] где надеялись провести съемки на Флексенштрассе, в которой тогда еще не было тоннеля. Мы были вдвоем, так как Фанк задержался на Фельдберге.

Пять дней непрерывно шел снег, по Флексенштрассе нельзя было проехать ни на санях, ни на лошади, ни пройти пешком. Гора была чрезвычайно лавиноопасной. Это как раз то, что нам требовалось. Но нам так и не удалось найти носильщика. Проводники считали нас сумасшедшими. Однако мы должны были отснять сцену. На дворе был уже апрель, и, значит, последний шанс для фильма. Каждый день снег мог набухнуть, и было бы слишком поздно снимать.

Мы решили управиться сами. Шнеебергер нес кинокамеру со штативом, я — чемодан с оптикой. Мело так сильно, что в десяти метрах не видно было ни зги. Преодолевая буран, мы медленно пробивались к Флексенштрассе. Со скал то и дело срывались лавины. Вызывать их искусственно нам не пришлось, нужно было только найти подходящее место, где мы могли бы укрыться под нависающими утесами, чтобы нас не сорвало в ущелье. Камера установлена, теперь оставалось ждать и мерзнуть. Мы проторчали на одном и том же пятачке больше двух часов — и снег хоть бы чуть сдвинулся! Ноги потеряли всякую чувствительность, из носа текло, ресницы обледенели. Тем не менее мы не хотели сдаваться — пока еще нет. Наконец мы услышали над нами шум, Шнеебергер побежал к камере, я — к заранее подготовленному месту, где можно было крепко держаться руками за скалы. Вокруг меня потемнело — я почувствовала, как тяжело навалился снег. Меня засыпало. Стало по-настоящему страшно — слышно было, как стучит сердце. Я попыталась пробить ком руками, головой, плечами — и тут почувствовала, как Шнеебергер разгребает надо мной снег. Я снова могла дышать.

— Мы заполучили отменные кадры, — сказал он, — у Фанка глаза на лоб полезут от изумления.

Я едва разбирала, что он говорил, — была оглушена и превратилась в сплошную ледышку. Хуже всего, что сцену пришлось повторять еще несколько раз, так как Фанку хотелось иметь общий, средний и крупный планы. Я забастовала. Какое же зло меня разбирало, когда позднее я прочла в газетах: «Кадры с попавшей в лавину исполнительницей главной роли смотрятся ненатурально. Их нужно было снимать в горах, а не в павильоне».

Чудесное исцеление в Санкт-Антоне[97]

От Арнольда я получила еще одно задание. С Ганнесом Шнейдером и группой лыжников следовало провести при свете факелов съемки в заснеженном лесу, взяв на себя режиссуру, так как Фанк не мог быть в это время в Санкт-Антоне.