- Как только стали бить, - наперебой рассказывали работяги, - штукатурка отвалилась, а под ней оказался люк! Вот мы его только-только вскрыли, сейчас ребята фонари и лестницу притащат...
В это время появились ещё трое пролетариев: двое несли высоченную - метра три с чем-то - лестницу, а в руках у четвёртого был здоровенный фонарь. Лестницу установили так, что верхним своим концом она ушла в чёрный квадрат потолочного люка.
- Я здесь, кажется, самый лёгкий, - один из рабочих уже начал карабкаться по лестнице, - давайте фонарь, да поглядим, что там такое...
Момент был очень волнующий, особенно - для нас, ожидавших внизу. Вскоре исчезнувший в люке работяга высунулся оттуда - весь перепачканый пылью:
- Тайник! Здесь - тайник! - кричал он, - тут полно каких-то ящиков, свёртки какие-то, тряпки... А дерьма крысиного - горы целые!... Ладно, принимайте ящики!
Немилосердно чихая и отплёвываясь от пыли, бригада рабочих стала принимать груз: двое - один над другим - забрались на лестницу, и тот, что стоял сверху, стал принимать из люка какие-то ящики и коробки, и передавать всё это стоявшему на нижних ступенях лестницы - а тот, в свою очередь, передавал всё это таинственное хозяйство своим коллегам, ютившимся в комнатушке.
Думаю, нет никакого смысла лишний раз объяснять, как колотилось у меня в тот момент от предвкушения сердце - да и у остальных присутствующих, надо полагать, тоже... Ящик за ящиком, коробку за коробкой, свёрток за свёртком, выносили работяги все эти таинственные (и - ужасно, между прочим, грязные!) находки из маленькой комнатки прислуги на просторную кухню - но, словно повинуясь какому-то молчаливому уговору, никто не начинал осмотра их содержимого, пока разгрузка потолочного тайника не была закончена.
Наконец, отчаянно чихая и кашляя от пыли, с загадочных антресолей спустился тот самый паренёк, что влез туда с фонарём - и осмотр начался. Кто-то принёс какой-то старый, забытый выехавшими жильцами, веник - им обмели ящики, и, вооружившись ломиком, приступили к вскрытию.
Надо сказать, что распаковка первого ящика вызвала стон глубокого разочарования: внутри оказались подёрнутые ржавчиной, вздутые от времени консервные банки. Такие же банки оказались в двух-трёх других ящиках. В остальных были найдены рассыпавшиеся от времени, пересохшие папиросы "Нордъ" - но вот несколько ящиков вызвали среди присутствующих настоящую бурю восторга: внутри, проложенные дратвой, расфасованные по деревянным гнёздам-ячейкам, теснились бутылки - шампанское, смирновская "белая головка", и - тот самый, легендарный Шустовскiй Коньякъ!...
Происхождение всего этого продуктово-алкогольного изобилия было ясно присутствующим уже с самого начала: не иначе, как в дни трижды проклятой революции (а может быть, и чуть раньше - но может, и чуть позже) дальновидный хозяин здешней квартиры, прекрасно понимая, что весь этот "праздник непослушания" всероссийского масштаба ничем хорошим не закончится, просто-напросто, вложил немалую часть наличности в провиант - да и припрятал всё это добро на специально устроенных в дальней комнате антресолях. А сами антресоли, чтобы не попались на глаза разным революционным "реквизиторам"-швондерам, попросту, велел заштукатурить: мол, потолок - и никаких вопросов...
Эту версию работяги в разных вариациях излагали, уже дегустируя антикварный алкоголь - более всего, по душе им пришлась "смирновка". Закусывали же, понятное дело, не теми "деликатесами", которые были припрятаны запасливым квартиросъёмщиком - об этом не могло быть и речи! - а принесёнными кем-то из ближайшей булочной кильками и хлебом. А тот самый парнишка, что забирался на антресоль, рассказал, что наткнулся там ещё и на куски мешковины, изъеденные крысами - и на настоящие горы крысиных... впрочем, я уже говорил, чего именно - не иначе, там когда-то были припрятаны ещё и мешки с крупой, да крысы до них добрались.
...В тот день я стал обладателем сразу ДВУХ бутылок Шустовского Коньяка: с согласия рабочих, архитектор Роман Владимирович изъял оба ящика с коньяком, после чего мы, погрузив их в такси, отправились к нему в архитектурную мастерскую, где коллекционные коньячные бутылки были раздарены коллегам - а оставшаяся часть коньяка подверглась неторопливой дегустации.