Я просила доктора признаться мне, насколько велика опасность. Он сказал, что она была очень сильно больна и что он видит только одно средство: ванну. Если она вынесет ее без конвульсий, то есть надежда, но при малейших нервных судорогах все будет кончено.
Я скрыла это печальное и тягостное опасение от матери и мужа, и мы условились с Гуффеландом, что ванна будет приготовлена без промедления.
— Я отправляюсь сейчас к королеве, — сказал он, — от нее я приеду прямо к вам.
Я предложила матери прогуляться с моей младшей дочерью и Генриеттой. Я села у письменного стола перед постелью моей дочери, в то время как гувернантка и обе горничные готовили ванну. Я подперла лицо руками, не имея мужества повернуть голову в сторону дочери. Мой взгляд упал на «День Христианина», книгу, которую учитель моих детей, аббат Шанк-ло, подарил мне на память при отъезде. Я открыла ее и увидала следующие строки:
«Боже, я хочу того, что Вы хотите, потому что Вы этого хотите и так же, как Вы этого хотите».
Эти слова были для меня Божественным светом и приказанием покорности. Я повторяла эту молитву несколько раз со все возрастающей горячностью и достигла такой силы в принесении Богу этой внутренней жертвы, что упала на колени. Холодный пот выступил у меня на лбу.
Когда принесли ванну, я встала и бросилась в другую комнату; рыдания душили меня. Дрожа, я закрыла дверь и приложила глаз к замочной скважине. Я видела, как опускали мою дочь в ванну: ее спутанные волосы и открытый рот еще более увеличивали ее худобу. Внутри меня все упало.
Едва она села в воду, как я услыхала ее слова:
— Боже, как хорошо я себя чувствую. Можно мне остаться в воде?
Эти слова произвели на меня невыразимое действие. Я была вне себя и выбежала навстречу подходившему Гуффеланду. У него вырвалось радостное восклицание, когда он услыхал меня.
— Это чудо! — сказал он.
В это тяжелое для меня время я каждый вечер садилась у окна, чтобы дышать тихим и чистым воздухом ночи. В темноте я слышала шаги гуляющих и зву«и шарманки, сопровождаемые чистым звучным голосом. Скорбь сердца так безусловна, что все не относящееся к ней делает ее еще более острой и мучительной.
Наконец моя дочь совершенно выздоровела, и радость заступила на место самой жестокой тоски.
Я отправилась на чай к баронессе Крюденер3)
, жене нашего поверенного в делах, доброй и превосходной женщине, засвидетельствовавшей мне трогательное участие. При втором моем визите к ней я застала у нее гостей: пожилую особу, добрую и любезную баронессу Лефорт, мать г-жи де Серторис, камер-фрау княгини Луизы Радзивилл4), графиню де Неаль с дочерью, первая была дама свиты принцессы Прусской, супруги Фердинанда Прусского, вторая — дама свиты княгини Луизы. Они все были очень предупредительны со мной. Баронесса Крюденер была подругой княгини Барятинской, матери графини Толстой. Она подошла ко мне и много говорила со мной о семействе моей подруги, об ее истории с мужем и о письме, которое ей написала Императрица, приглашая вернуться в Россию. Она пыталась заставить меня разговориться, стараясь узнать, действительно ли я была причиной разлада семейства Толстых и в полной ли я немилости у Императрицы. Я не удовлетворила ее любопытства ни в чем. Я слушала ее, но с таким видом, чтобы дать понять ей, что я не дарю своего доверия первому встречному в городах, через которые я проезжаю.Графиня де Неаль заехала ко мне пригласить меня прогуляться в Бельвю, имение и замок, в котором жила принцесса Прусская с дочерью и двором. Я приняла это предложение и поехала туда к ней. Мы гуляли в довольно красивом саду, но в котором нет ничего замечательного, кроме цветов, которые разводит сама принцесса. Когда проходили мимо дворца, на балконе я увидала принцессу, она сошла вниз и очень любезно пригласила меня зайти к ней. Я познакомилась с княгиней Луизой, милой, умной женщиной, полной прелести. Я видела также ее брата принца Луи. Принцесса провела меня в апартаменты ее сына, он с замечательным талантом играл на клавесине. Через некоторое время я простилась с Их Высочествами. Я ничего не говорю про самого принца Фердинанда, чтобы избежать смешных и глупых подробностей. У его младшего сына довольно красивое лицо, но он неприятен и пошл.
Княгиня Луиза сама зашла ко мне на другой день, чтобы спросить меня про здоровье дочери и пригласить к себе на вечер следующего дня. Когда я пришла к ней, она сидела одна в очень маленьком кабинете и вышивала на пяльцах. Мы много и очень приятно разговаривали. Разговор, не основанный ни на доверии, ни на особом интересе, должен носить отпечаток естественности и известной непринужденности. Княгиня Луиза располагает этими качествами. Она ведет разговор с деликатностью и тактом, придающими ему приятность и прелесть: милые пустяки, составляющие достояние хорошего общества.