Мемуары

На другое утро принц де Конде оказал мне честь своим посещением и беседовал со мной тем же тоном, что и накануне. Он даже с удовольствием принял балладу с рифмами на «на, не, ни, но, ню», которую Мариньи поднес ему ²¹³

, когда он от меня уходил. В одиннадцать часов вечера Принц написал мне короткую записку с приказанием явиться к нему в четыре часа пополуночи вместе с Нуармутье. Мы разбудили его, согласно его распоряжению. Мы сразу увидели, что он сильно смущен; он признался нам, что не может решиться начать гражданскую войну; Королева так привязана к Кардиналу, что это единственное средство разлучить ее с ним, однако ни совесть его, ни честь не позволяют прибегнуть к этому средству, ибо Принцу его происхождения не к лицу образ действий, избранный Меченым. Таковы были в точности его слова, и я намотал их себе на ус. Принц добавил, что никогда не забудет, чем нам обязан, что, примирившись с двором, примирит с ним и нас, если мы того пожелаем, но если мы полагаем, что это не в наших интересах, а двор вздумает нас преследовать, он не преминет открыто взять нас под защиту. Мы отвечали ему, что, предлагая ему наши услуги, думали лишь об удовольствии и чести служить ему и были бы в отчаянии, если бы мысль о нас хоть на мгновение помешала его примирению с Королевой; мы умоляем его позволить нам по-прежнему враждовать с кардиналом Мазарини, что не помешает нам по-прежнему быть готовыми почтительно служить Его Высочеству.

Условия, на которых принц де Конде примирился с Кардиналом, никогда не были обнародованы, и известно о них было лишь то, что Кардинал заблагорассудил в ту пору распространить в публике. Помню в общих чертах, что он всячески выставлял их примирение напоказ, но подробности забыл и не мог нигде их найти, хотя и старался отыскать, чтобы сообщить их вам ²¹⁴

. Известно было лишь одно — что Пон-де-л'Арш должен быть передан герцогу де Лонгвилю.

Как ни занимали меня дела общие, я не мог не думать о делах домашних, которые причиняли мне немало хлопот. Г-жа де Гемене, которая, как я вам, кажется, уже говорил, в первые же дни осады со страху покинула Париж, теперь в гневе возвратилась в столицу при первых же дошедших до нее слухах о том, что я посещаю Отель Шеврёз. Не помня себя от бешенства, я чуть не задушил ее за то, что она предательски меня бросила; не помня себя от ярости, она едва не проломила мне голову подсвечником за то, что я изменяю ей с мадемуазель де Шеврёз. Четверть часа спустя после этой потасовки мы помирились, и на другой день я оказал ей услугу, о которой сейчас вам расскажу ²¹⁵.

Пять или шесть дней спустя после того, как принц де Конде примирился с Кардиналом, он прислал президента Виоля сказать мне, будто в Париже его поносят за то, что он-де нарушил слово, данное фрондерам; он не верит, что слухи эти распускаю я, но до его сведения довели, что распространению их весьма содействуют герцог де Бофор и г-жа де Монбазон, и он просит меня их образумить. Я тотчас сел в карету с президентом Виолем, явился вместе с ним к принцу де Конде и сказал ему истинную правду, — а именно, что я всегда говорил о нем так, как мне предписывает долг. Я как мог постарался оправдать герцога де Бофора и г-жу де Монбазон, хотя мне было известно, что в особенности она наболтала пропасть всякой чепухи. В разговоре я заметил мимоходом, что в городе, где столь велики возбуждение и ненависть к Мазарини, разумеется, горько сетуют на примирение Принца с двором, которое второй раз возвело Кардинала на трон, и Его Высочество не должен этому удивляться. Принц признал свою неправоту; он понял, что недовольство народа не нуждается в подстрекателях. Он напрямик объяснил мне, почему не захотел усугублять раздоры в королевстве; он согласился с доводом, какой я имел смелость привести ему в оправдание моего поведения; он любезно заверил меня в своей дружбе, я искренно заверил его в своей преданности; беседа наша к концу стала столь откровенной и даже сердечной, что я имел основания полагать: он верит в мою готовность служить ему и не выкажет неудовольствия, если я вмешаюсь в историю, затеявшуюся как раз накануне того, о чем я вам только что рассказал.