Мемуары

При этих последних словах Королева улыбнулась. «Все зависит от вас, — сказала она, — все зависит от вас». — «Нет, Государыня, — возразил я. — Клянусь Вам всем, что есть самого святого на земле». — «Переходите на мою сторону, и я посмеюсь над вашим Месьё, ничтожнейшим из людей!» — продолжала она. «Клянусь Вам, Государыня, — ответил я, — если я так поступлю и подам хоть малейший знак, что я смягчился в отношении господина Кардинала, я окажусь еще менее пригоден защитить Ваши интересы перед лицом Месьё и в народе, нежели епископ Дольский, ибо и Месьё и народ возненавидят меня еще гораздо более, нежели его». Королева, вспыхнув, объявила, что, коль скоро все ее предали, Господь не оставит своим покровительством Королеву в ее решимости и Короля, ее сына, в его невинности. Минут десять она пребывала в сильном негодовании, но потом смягчилась, и как будто непритворно. Я хотел воспользоваться этой минутой, но она меня перебила. «Не думайте, что я так уж порицаю вас за ваше отношение к Месьё, — сказала она. — Странный он человек. Но, — заметила она вдруг, — я делаю для вас все: я предложила вам место в Совете, я предлагаю назначить вас кардиналом, а вы, что сделаете вы для меня?» — «Государыня, если бы Ваше Величество позволили мне договорить, Вы бы уже поняли, что я приехал сюда не просить милостей, а заслужить их». При этих моих словах лицо Королевы просветлело. «Так что же вы намерены делать?» — спросила она самым ласковым тоном. «Ваше Величество, позвольте или, вернее, прикажите мне сказать глупость, ибо сказать ее — значит обнаружить непочтение к королевской крови». — «Говорите, говорите», — приказала Королева, даже с нетерпением в голосе. «Государыня, — продолжал я, — еще до истечения недельного срока я заставлю принца де Конде покинуть Париж и назавтра отторгну от него Месьё». — «Вот вам моя рука, — вне себя от радости воскликнула Королева, протягивая мне руку. — Если так, послезавтра вы станете кардиналом и более того — вторым из моих друзей».