Как видите, в отъезде Короля никакой загадки нет, но зато следствия его были и впрямь удивительными, ибо каждому они принесли как раз обратное тому, чего он ожидал. Королева оказалась в положении куда более затруднительном, нежели в Париже, ибо де Шатонёф стал чинить препятствия возвращению Кардинала. Министров обуял смертельный страх, как бы привычка и необходимость в конце концов не утвердили над Королевой, которую осаждают Вильруа и командор де Жар и которой наскучили их советы, власть де Шатонёфа, а тот, в свою очередь, увидел, что надежды, лелеемые им на сей счет, не оправдываются, ибо Королева действует, как прежде, в тесном согласии с Кардиналом и со всеми теми, кто истинно ему привержен. Месьё очень скоро стал предаваться не столько радостям свободы, какую мог вкушать в отсутствие двора, сколько тревогам, каковые вдруг овладели им, когда распространились слухи, будто ведутся тайные переговоры, а они казались ему тем более опасными, что происходили вдалеке. Ла Вьёвиль, более других страшившийся возвращения Кардинала, две недели спустя после отъезда Короля объявил мне, что все мы попали впросак, не воспротивившись отъезду двора. Я признал справедливость его слов в отношении меня самого и всех фрондеров. Я и сегодня всей душой признаю, что это была одна из тягчайших ошибок, какую совершил в ту пору каждый из нас, — я имею в виду каждого из тех, кто не желал возвращения кардинала Мазарини, ибо несомненно те, кто поддерживал его интересы, сделали верный ход. Ошибку эту должно объяснить присущей человеку склонностью всегда искать спасения от того, что причиняет ему неудобства сегодня, а не стараться предупредить то, что причинит ему их когда-нибудь в будущем. Я совершил оплошность наравне с прочими, но пример чужих ошибок не избавляет меня от стыда. Промах наш тем более непростителен, что мы предвидели его злосчастные следствия, которые, правду сказать, бросались в глаза; однако ради того, чтобы избежать беды небольшой, мы неосмотрительно встали на путь, грозивший бедой гораздо большей. Для нас куда менее опасно было позволить принцу де Конде укрепиться в Гиени, нежели предоставить Королеве, как это сделали мы, полную свободу вернуть своего фаворита. Эта ошибка принадлежит к числу тех, которые, помнится, уже не раз побуждали меня заметить: люди чаще всего совершают промахи оттого, что пекутся о настоящем более, нежели о будущем. Вскоре нам пришлось узнать и почувствовать, что важные ошибки, совершаемые партиями, противостоящими королевской власти, вносят в эти партии совершенное расстройство и почти неизбежно обрекают на неудачу тех, кто в них участвует, какой бы образ действий они потом ни избрали. Изъясню свою мысль.
Месьё, который, в сущности, предоставил Королеве свободу призвать обратно Мазарини, мог избрать теперь лишь один из трех выходов: первый — дать согласие на его возвращение, второй — воспротивиться этому в союзе с принцем де Конде, и третий — создать в государстве третью партию. Первое было бы постыдно после тех публичных заверений, какие он дал. Второе — ненадежно, ибо беспрерывные распри в партии Принца неминуемо толкали ее участников то и дело заводить переговоры с двором. Третье было опасно для государства, да и невозможно для Месьё, ибо было ему не по плечу.
Господину де Шатонёфу, оказавшемуся вместе с двором за пределами Парижа, оставалось либо сулить Королеве надежду на возвращение ее первого министра, либо воспротивиться этому возвращению, опираясь на содействие кабинета. Первое было гибельно, ибо в тогдашних обстоятельствах надежда эта могла сбыться слишком скоро для того, чтобы можно было рассчитывать оставить ее втуне. Второе — несбыточно, принимая во внимание расположение духа и упрямство Королевы.