Мемуары

Этот важный город всегда был привержен герцогу Орлеанскому, ибо входил в удельные его владения, и к тому же Месьё в свое время подолгу там живал. Вдобавок губернатор Орлеана, маркиз де Сурди, принадлежал к сторонникам Месьё. В довершение всего Месьё послал туда графа де Фиеска, чтобы помешать проискам судьи-докладчика Ле Гра, пытавшегося убедить жителей открыть ворота города Королю, которому это и впрямь сыграло бы на руку. Герцоги де Бофор и Немурский, в особенности понимавшие значение этой опасности, ибо они двинули свои войска в сторону Орлеана, написали Месьё, что в городе составился могущественный заговор в пользу сторонников двора, и присутствие его в Орлеане совершенно необходимо. Но вы понимаете сами, что оно еще нужнее было в Париже. Месьё не колебался ни минуты — общее мнение на сей счет было совершенно единодушно. Мадемуазель предложила самой отправиться туда; Месьё согласился на это с большой неохотой, как из соображений приличия, так и потому, что не полагался на ее благоразумие. Помню, он сказал мне в тот день, когда дочь пришла с ним проститься: «Эту выходку следовало бы поднять на смех, не полагайся я на здравый смысл графинь де Фиеск и де Фронтенак» ⁴⁷²

. Обе эти дамы и в самом деле последовали за Мадемуазель, так же как герцог де Роган и советники Парламента господа де Круасси и де Бермон. Патрю не без развязности заметил, что если стены Иерихона пали от звуков труб ⁴⁷³

, стены Орлеана отверзнутся на звуки скрипок. Герцог де Роган слыл неистовым любителем танцев. Однако вся эта нелепая затея увенчалась успехом благодаря бесстрашию Мадемуазель, и в самом деле замечательному, ибо, хотя Король со своими войсками находился в двух шагах от города и г-н Моле, Первый президент и хранитель печати, явился к воротам Орлеана, требуя именем Короля, чтобы его впустили, Мадемуазель переправилась на другой берег в утлой лодчонке, убедила лодочников, которых всегда множество в порту, отворить ей потайной вход, много лет замурованный, и под приветственные клики сбежавшегося народа прошествовала прямо в Ратушу, где как раз собрались отцы города, чтобы обсудить, принять ли им хранителя печати. Как вы догадываетесь, присутствие ее решило дело ⁴⁷⁴

.

Герцоги де Бофор и Немурский тотчас явились следом за Мадемуазель и совместно с нею решили овладеть Жержо или Жьеном, городками хотя и небольшими, но имеющими мосты через Луару. Г-н де Бофор решительно атаковал мост Жержо, но еще лучше оборонял его г-н де Тюренн, принявший начальствование над войсками Короля, которое он, однако, делил с маршалом д'Окенкуром; пришлось армии Месьё отступить, потеряв в бою отважного барона де Сиро, бывшего ее командиром. Барон хвалился и, думаю, не лгал, что ему случилось обменяться выстрелами с великим Густавом, королем шведским, и доблестным Кристианом, королем датским.

Герцог Немурский, издавна не любивший и презиравший герцога де Бофора, хотя тот и был его шурином, пожаловался Мадемуазель на его действия, полагая их причиной неудачи при Жержо. По этому случаю у них вышла ссора в приемной Мадемуазель, и г-н де Бофор утверждал (такие, во всяком случае, ходили в ту пору слухи), будто ему без труда удалось уличить зятя во лжи, а это якобы повлекло за собой пощечину, которую герцог Немурский получил, судя по рассказам очевидцев, также лишь в воображении г-на де Бофора. Так или иначе то была одна из тех пощечин, о которых говорится в «Письмах из Пор-Рояля» ⁴⁷⁵. Мадемуазель удалось, хотя бы по наружности, погасить ссору герцогов ⁴⁷⁶, и после шумного препирательства, которое отнюдь не способствовало тому, чтобы ее смягчить, решено было занять Монтаржи, важную в этих обстоятельствах позицию, ибо оттуда армия принцев, вклинившись между Парижем и Королем, могла бы двинуться в любом направлении. Герцог Немурский, который страстно желал оказать поддержку Монрону, долго упорствовал, утверждая, что следует перейти Луару возле Блуа, чтобы обойти армию Короля с тыла — тогда, мол, из страха отдать в полную власть Месьё провинции на другом берегу реки, Король скорее побоится идти на Париж, нежели если помехой ему будет Монтаржи. На военном совете, поддержанное большинством голосов и властью Мадемуазель, возобладало другое мнение; люди военные говорили мне, что оно и должно было победить как более разумное, ибо смешно было отдать все, что находилось вблизи Парижа, войскам Короля, который, без сомнения, желал одного — приблизиться к столице, чтобы занять ее или хотя бы возмутить. В таких выражениях Шавиньи и сообщил новость Месьё в присутствии Мадам, которая передала мне его слова на другой день; не знаю, откуда взялись толки, будто этот вопрос вызвал споры в Люксембургском дворце. Случись это, Месьё не преминул бы рассказать мне, что не склонился на уговоры сторонников Принца. Однако все они держались одного мнения, и Гула даже вслух клял герцога Немурского, приговаривая, что тот, мол, желает спасти Монрон и сгубить Париж. Возвращаюсь, однако, к путешествию принца де Конде.