Мемуары Дьявола

Господину Лозере не нужно было дальнейших слов, чтобы потребовать точного пересказа всего сказанного, и Артур был вынужден повторить отцу все, что говорили Дельфина Дюран и господин Феликс. Вся ярость господина де Лозере или, по крайней мере, та ее часть, которую он продемонстрировал, обрушились на голову господина Дюрана, и Артур еще раз получил предупреждение, что ничто в мире не заставит графа согласиться на брак его наследника, носящего его имя, с дочерью такой выскочки, как Матье Дюран. Артуру пришлось поверить, что это решение непреклонно, так как на следующее же утро он получил приказ отца выехать в Лондон и покинул Париж, уверенный в том, что его хотят разлучить с Дельфиной, не предполагая даже, что, возможно, прежде всего хотят предупредить его новую встречу с господином Феликсом.

Со своей стороны Матье Дюран, обычно столь покладистый с Дельфиной, также демонстрировал непоколебимость. Напрасно она говорила ему, что умрет от отчаяния, если не станет женой Артура, напрасны были ее истерики – ничто не тронуло сердце банкира. Дельфина выгнала вон двух горничных, указала на дверь учителю рисования, швырнула ноты в лицо преподавателю музыки, отослала обратно три шляпки Александрине, самой знаменитой парижской модистке, разорвала дюжину платьев, расколотила мебель – все эти демонстрации ее глубочайшей боли не сломили непреклонность господина Дюрана по отношению к господину де Лозере.

«Тебе нравится его титул? – говорил он дочери. – Если хочешь, я сделаю тебя женой маркиза или герцога».

«Я хочу быть женой Артура», – отвечала Дельфина.

«Но, – возражал Матье Дюран, сын народа, – этот господин де Лозере – интриган и выскочка, он сын какого-то мелкого провинциального служащего, который украл тот титул, которым он так гордится».

«Но разве вы, отец, – восклицала Дельфина, – не сын рабочего? Вы кричите об этом на каждом углу».

«О! Я – это совсем другое дело, Дельфина, – отвечал банкир с плохо скрываемым раздражением, – я не отрекаюсь от своего происхождения, я горжусь им, я превозношу и ценю его».

Дельфина была очень далека от того, чтобы вникать в этот горделивый расчет, который беспрестанно побуждал ее отца повторять, что он человек из народа, и возмущаться всякий раз, когда кто-либо другой напоминал ему об этом, она также не задумывалась над различием, которое отец делал между собой и графом, а упорствуя в выражении своей капризной воли, принималась кричать, что если она не выйдет замуж за Артура, то умрет. Так продолжалось до тех пор, пока Дельфине не сообщили, что Артур уехал в Лондон. Дельфину эта новость оскорбила до глубины души. В самом деле, уже неделю она удивлялась, что Артур не карабкается по стенам парка, не подкупает садовника или по меньшей мере горничную, чтобы встретиться с ней и предложить бежать на почтовых, угрожая, что покончит с собой у ее ног, если она не уступит его желаниям. Поскольку ее ослепление собственным тщеславием приписывало его любви все те глупые демонстрации, которые она сама устраивала ради Артура, то Дельфина представляла себе, что страсть мужчины должна быть во сто крат сильнее, особенно та страсть, которую внушает она. Отъезд Артура принес Дельфине жестокое разочарование, но, по правде говоря, не в себе самой, а в Артуре. Она не сочла, что не способна внушить самую романтическую страсть, но решила, что Артур не способен ее испытывать.

Ярость и отвращение, которые она ощутила, должны были положить конец всем ее симуляциям. Но признаться отцу, что ее не волнует больше Артур де Лозере, означало признать собственную неправоту, поэтому Дельфина по-прежнему твердила:

«Или Артур, или смерть».

В результате она отказалась видеть кого бы то ни было, заперлась у себя и предавалась только собственному горю. Однажды это заставило ее сказать то, что я считаю достойным вашего внимания. Когда отец в очередной раз мягко упрекал ее за то, что она пренебрежительно относится к своему музыкальному таланту, Дельфина мрачно ответила:

«Я достаточно сильна в игре на фортепьяно, чтобы умереть».

Нет сомнений, что она не была бы достаточно наказана за комедию, которую ломала перед отцом, если бы тот уступил ее желаниям, но в конце концов она поняла, что проиграла, и довольствовалась другим успехом, который радовал ее больше, чем какой-либо иной. Она огорчала отца, из-за нее весь дом был в тревоге: все следили за ней, сторожили ее сон, следовали за ней на прогулках, дрожали, когда она брала в руки нож или подходила к мало-мальски высокому окну. Все это развлекало Дельфину Дюран, которая видела чужие страхи и забавлялась ими.

Таково было положение вещей через три месяца после начала моей истории, и Матье Дюран, не на шутку встревоженный упорством Дельфины, уже начал чувствовать, как его антипатия к господину де Лозере начинает понемногу смягчаться из-за горя, которое доставляла ему его дочь, и тогда произошла следующая сцена.

– Вы все время говорите, – прервал Дьявола поэт, – о ненависти господина де Лозере и господина Дюрана, но мне кажется, у всякой ненависти должна быть причина.