— Вчера вы жалели меня, Арман, — отвлеклась госпожа де Серни, — вы жалели женщину, опытную, сильную и находящуюся в обществе мужчины, способного ее защитить. Вы жалели меня за небольшое недомогание от холода и лихорадки, но, представьте, каковы были страдания бедной пятнадцатилетней девочки, внезапно выброшенной на дорогу, где ей приходилось терпеть грубые насмешки прохожих, а часто даже жестокость деревенских детей, с чудовищной бранью кидавших комья грязи на ее белое платье.
Бедная тетушка целых два дня ничего не ела и две ночи спала в канавах у дороги. Предполагается, что люди нашего круга никогда не подвергаются подобным мучениям, и впрямь, увидев госпожу де Парадез в ее восхитительном замке, забавной небылицей покажется утверждение, что женщина с таким именем и положением была нищей, подобно девочке, которой мы только что подали милостыню.
— Не думайте, что меня это удивляет, — заявил барон, — если бы не один гостеприимный крестьянин, я сам ночевал бы под открытым небом, и лишь случайная, крайне счастливая, встреча помешала властям задержать меня как попрошайку и бродягу{405}
. Но продолжайте же.— Скитания Валентины продолжались долго, около двух недель, за это время она добралась до Парижа. Письмо господина де Кони было единственным, что сохранилось у нее от прежней жизни, ведь женщина никогда не потеряет и не выбросит первое любовное послание. Она хранила его просто на память и, потеряв единственное прибежище, мысли не допускала о поиске защиты у человека, пролившего кровь ее брата. Но нищета оказалась сильнее: после двухдневных скитаний по улицам Парижа, когда ей пришлось жить подаянием, которое научил ее просить голод, она решилась обратиться к тому, кого она любила.
Бедняжка явилась в дом графа, но не застала его, поскольку господин де Кони, узнав о событиях в монастыре, тотчас отправился за Валентиной. Он искал ее повсюду. Каждый раз, когда ему говорили, что видели кого-нибудь из монахинь, он немедленно отправлялся по следу, бросаясь по всем направлениям, которые ему указывали. Он разыскал многих девушек из монастыря, но ни одна из них не была Валентиной. В отчаянии он вернулся в Париж и узнал, что некая монашка спрашивала его, но ей сказали, что его нет дома, и она ушла, назвавшись мадемуазель д’Ассембре.
Граф пришел в ярость оттого, что в его отсутствие девочку не догадались приютить, и, зная грубость привратника, он предположил, что тот жестоко обошелся с нею, поэтому резко отругал и уволил слугу.
Подобное незначительное обстоятельство не имело бы значения в отношениях графа де Кони и одного из его слуг, но в отношениях гражданина Кони и гражданина Фоллара оно стало весьма серьезным. На следующий день Валентина снова пришла в особняк господина де Кони в тот самый момент, когда уволенный привратник покидал его. Погрозив Валентине кулаком, он крикнул:
«Те, кого гонят, заставят дорого заплатить тех, кто приходит».
Мерзавец привратник являлся членом общества, президент которого раньше давал уроки музыки графу. Бывший преподаватель всегда хорошо относился к господину де Кони и даже был обязан ему своим постом.
Из чувства признательности он пришел к графу и рассказал, как привратник донес о том, что граф приютил монашку, и что члены общества, несмотря на все его уговоры, приняли решение вызвать господина де Кони для объяснения за свое дворянское сострадание.
Господин де Кони прекрасно понимал, к чему могло привести такого рода обвинение, и счел за лучшее заявить членам общества, что гражданин Кони не совершил преступления против государственной безопасности, пустив в свой дом гражданку Кони, собственную жену. Выполнив формальности, необходимые для заключения брака, а в те времена такие дела делались очень быстро, он женился на моей тетушке, Валентине д’Ассембре.
Согласие Валентины объяснялось не столько любовью, сколько стремлением к безопасности. Дни скитаний, когда ей не к кому было обратиться за помощью, в высшей степени поразили воображение этой юной девушки, которая была еще почти ребенком, она все время твердила о том, какой ужас остаться одной и всеми покинутой. Всю свою дальнейшую жизнь она страшилась одиночества, и именно этот страх несомненно немало способствовал тому, что я всегда считала несчастьем, а мой отец до сих пор называет не иначе как низостью.
— Низостью? — переспросил Луицци госпожу де Серни.
— Дайте мне закончить рассказ, и вы поймете, почему я при моих убеждениях права и почему мой отец при его образе мыслей имеет право говорить так. Супружество господина де Кони и моей тети приносило им только счастье. Но вскоре они стали жертвами преследования, которого они, конечно, не могли предвидеть заранее.
Как-то раз бывший учитель музыки, тот самый, пришел в гости к господину де Кони и познакомился с его женой.
Гость с таким вниманием стал разглядывать хозяйку, что она вынуждена была спросить, чем вызван подобный интерес. Господин Брикуэн ответил ей, что…
— Брикуэн! — снова перебил барон госпожу де Серни.
— Вы и с ним знакомы? — удивилась графиня.