Читаем Мемуары Эмани полностью

Из списка друзей мы его удалили, как вирус в компьютере. И в это же время Диму остановили на улице. Тогда у всех лиц нерусской национальности проверяли документы. Обыскали, ничего запрещенного не нашли, но задержали:

– Короче, хочешь жить здесь спокойно, на нашей земле, будешь делать то, что тебе скажу. Про всех корейцев и остальных чурок знакомых будешь собирать информацию и передавать нам. А эта пенсионная книжка липовая! Хочешь сказать, что на пенсию ушел в тридцать семь лет? Сейчас оформим тебя за фальсификацию документов.

Муж спокойно ответил:

– Да, на пенсию ушел в тридцать семь лет.

Майор, который допрашивал, догадался:

– Летал?

– Да.

– Военная или гражданская авиация?

– Гражданская.

– Налет часов, стаж?

– Сорок семь лет стажа.

Подумал майор и поменял тактику, начал уговаривать:

– В центре города получишь трехкомнатную квартиру, бизнес будет без проблем, прикроем со своей стороны.

Добавил, что рекомендует заняться алкоголем. И что за поддержку надо будет делиться с ним.

Муж задал ему вопрос:

– Вы были коммунистом? Я был и свои убеждения не поменял даже сейчас, когда страна развалилась. Поэтому не буду заниматься тем, что вы предлагаете. Никогда и ни за что.

Майор протянул ему свою визитную карточку:

– Надумаешь, звони. Если помощь вдруг нужна будет, помогу.

* * *

Вечерами я думала: зачем мой дед уехал из Кореи? Для чего он обрек нас так жить? Из Узбекистана всех русскоязычных погнали, в России националисты лозунги развешивают: «Россия для русских!» Мы уже запутались: китайцы и корейцы из Кореи косятся на нас – «русские», а здесь мы «китаезы и чурки».

Сын на учете был в урологии по инвалидности. Лечащий врач сказал:

– Вы не получите даже за мешок долларов донорскую почку для сына. Уезжайте за границу. Ваш случай подходит для гуманитарной эмиграции. Я помогу с остальными документами.

Мы отправили бумаги и два года ждали ответ на свой запрос.

Глава 3

Эмиграция

«Эмиграция – это маленькая смерть», – сказал кто-то из знающих. Умираешь и рождаешься заново, учишься жить в новой стране. Ты не понимаешь людей, их поступки, но держишься из последних сил, потому что вдруг здесь получишь то, что там не дадут за мешок долларов, – здоровье сына.

Но в первый год приезда в Бельгию я воевала за свое здоровье. Сын сказал мне:

– Мама, похоже, ты самая больная женщина в Бельгии.

Он не мог знать, что я жила с врагом – отвратительным климаксом, который превращает женщин в старух.

Однажды закружилась голова, потом я стала задыхаться. Представляете, дома никого нет. Держусь за стенку и ползу к соседям: «Помогите, я умираю!» Они отвезли меня в госпиталь, но врачи не торопились бежать на помощь. Правда, вначале быстро пришел юнец, похожий на гусенка. Обмотал проводами мою голову, посидел, снял шнуры и ушел. Два часа прошло – никого. Потом опять в дверях гусенок показался. Я закричала: «Врач, где врач?»

Вместо ответа протягивает целлофановый пакетик и показывает, что я должна надувать его. Постоял рядом, ушел. Ох и разозлилась же я! Давай надувать пакет изо всех сил. Только и слышно, как края хлопают друг о друга.

Через полчаса опять он:

– Все хорошо, вы можете идти домой.

– А врач где? – кричу я опять.

В халате, с всклокоченными волосами, красная от злости и надувания пакета стою в коридоре. Навстречу идет врач и улыбается. Подошел поближе, ущипнул за щечку:

– Вижу, тебе уже хорошо стало.

Постояла с разинутым от такого лечения ртом и побрела на автобусную остановку.

Через месяц пришел счет из госпиталя за прием. Как увидела цифры, стала раздуваться и сдуваться от злости. Такую сумму выкатили за пакетик целлофановый и за то, что врач ущипнул меня?! Поехала в госпиталь и тычу пальцем в фактуру. Оказалось, что самая высокая цена за проводки и шнурки – проверили мозговое кровообращение и сняли кардиограмму. У меня отклонений не было, поэтому дали пакетик, чтобы восстановилось дыхание, и отпустили домой.

* * *

У внука на руке чирьи выскакивали, не успевали резать в России. Домашний доктор здесь посмотрел и сказал: «Все нормально». А там уже такое нагноение! Температура поднялась, а он все повторяет, что все хорошо. Когда краснота перевалила за локоть, сказал: «Готов!» Разрезал и удалил корень, он плавал в банке с вытекшим гноем. Чирьи исчезли навсегда.

* * *

Вообще-то я и сама многие болезни могу лечить, почти как врач. Знаете, кого на свете больше всего? Правильно. Учителей и врачей. Все любят учить и лечить. Я в этом ряду первая!

Муж заболел. Стонет и бегает в туалет каждые две минуты. Съел что-то не то. Говорю:

– Может быть, водочка отравила тебя?

– Нет, водка всегда свежая!

Звоню знакомой за советом. Она научила, как его поднять на ноги – с помощью процедуры типа постановки банок на живот. Уложила Диму на спину, он лежит и ждет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман. Современное чтение

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное