Читаем Мемуары Эмани полностью

Она не слышала их, потому что бежала навстречу молодому батраку, который ждал ее под цветущей сакурой в саду.

* * *

Я медленно бреду по знакомой дороге, исхоженной двадцать лет назад босиком. Мирно журчит арык, через который перекинут деревянный мостик, засыпанный глиной. Присела и черпнула ладонью воду. Обычно мы сидели здесь с подругами, болтая ногами в прохладной горной воде. Чинара шелестела листвой, как и много лет назад. Солнечные зайчики пытались пробиться сквозь ее густую крону и плясали в тени ветвей.

Когда-то через этот арык ворвался в Нижний поселок сумасшедший сель с гор. Помню тот вечер. Небосвод трещал от ударов грома, потом из расчерченного молниями неба посыпались ледяные яйца. Бабушка собирала их в сито, забегала домой и показывала нам с детским восторгом:

– Смотрите, град какой крупный, размером с куриное яйцо!

Мы еще не рассмотрели их, как в дверь забарабанили кулаком:

– Нижний поселок затопило! Беда, большая вода пришла!

Бабушка кричала, забыв про сито с ледяными яйцами:

– Детям нельзя туда, взрослые пойдут, а вы останетесь дома!

Я смирно села в угол, выжидая, пока она отвернется. Минута – и я уже бегу под секущим дождем в толпе вместе со взрослыми. Это было страшное зрелище. Грязная коричневая вода вздыбилась над домами. Она неслась стремительно сверху, разрушая все на своем пути. Люди в панике бегали по берегу и со страхом слушали рев потока и грохот грома. Сделав свое дело, вода неожиданно остановилась. Откуда-то появились лодки, на которых мужчины плавали в темноте, пытаясь помочь несчастным. Всю ночь спасенных вытаскивали на сушу, укрывали теплой одеждой и поили горячим чаем.

Утром мы ходили по песку, который принесла вода. На каждом шагу валялись предметы домашней утвари. Дома встречали пустыми окнами и голыми стенами. Кто-то закричал, что на железнодорожной станции валяются новые вещи из магазина, который тоже разнесло в щепки. Раздвигая мокрые пласты песка босыми ногами, мы побрели наверх. От магазина ничего не осталось. Помню, кругом валялись стеклянные керосиновые лампы. Я поднялась выше и увидела книги, засыпанные песком, мокрые, но целые. Присела на корточки и стала их собирать. От библиотеки, куда я прибегала каждый день после уроков, ничего не осталось. В стороне валялись двери, стены наполовину разнесены, кругом разбросаны стихией пустые книжные стеллажи.

Через неделю по всему нашему двору сохли книги, которые я тащила домой охапками. Бабушка вздыхала, глядя на меня: «Эх ты, хоть бы одну лампу керосиновую принесла! Соседские дети на год натаскали!»

* * *

К книгам у меня всю жизнь особенное отношение, и оно тоже родом из детства. Однажды в первом классе нас повели в кино. Я не знала, что это такое. Потрясение было огромным. Недолго думая, на следующий день побежала в русский поселок, где находился клуб. На входе меня остановила тетенька:

– Девочка, а где твои билеты?

– Какие билеты?

Смотрю на нее. Она показывает бумажку синенького цвета, темную такую. Думаю, ерунда какая! Побежала на улицу, подобрала с земли точно такой билет и бегом вернулась назад. Она опять качает головой:

– В кассе надо купить билет, он стоит двадцать копеек. Должен быть вот такой, с корешком.

Кино я не посмотрела. Вышла из клуба и пошла вдоль здания. Над одной дверью читаю: «БИБЛИОТЕКА». Не знаю, что это такое, но захожу. Другая тетенька подняла голову, увидела меня и ласково говорит:

– Заходи, не бойся.

Это была небольшая комната, в ней рядами стояли стеллажи с книгами. Она провела меня к ним и показала детский отдел. Заполнила карточку и помогла выбрать книгу. С тех пор после школы я шла прямиком в библиотеку и забывала обо всем.

Низкий поклон женщине, которая не прогнала чумазую корейскую девочку. Приласкала и открыла мне дверь в новую жизнь. Поклон и родителям, которые благоговейно относились к книгам.

Мама брала меня с собой по воскресеньям на базар. Продаст рис, потом идет в книжный магазин. Я плетусь рядом, усталая и голодная. А она вся светится:

– Выбирай себе книгу.

Покупали и прятали в сумку, чтобы дома не ругались. Эта тайна объединяла нас с мамой, мы становились с ней ближе. Она любила читать про Щорса, Сергея Лазо, Василия Чапаева и других героев Гражданской войны.

Когда книги стали исчезать с этажерки – я дарила их подругам, – папа сказал мне:

– Самое ценное в жизни человека – это книги. Они расскажут тебе обо всем. Вырастешь и будешь читать. Мы собираем их для тебя, береги их. Вот тебе деньги, купи что-нибудь другое в подарок подруге на день рождения.

* * *

После наводнения отец пригласил две семьи однофамильцев пожить у нас. Спали и ели на полу все вместе. Рано утром взрослые уходили работать – лепить новые дома. Возвращались поздно вечером, наспех ужинали и ложились спать.

Почти три месяца мы жили так. И за все время отец ни разу не повысил голос, мать ходила с блаженной улыбкой на лице, а бабушка не ворчала.

Я хотела, чтобы гости жили у нас всегда, вот мне было раздолье.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман. Современное чтение

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное