Мемуары генерала барона де Марбо

Все в этой поездке было для меня новым. Во-первых, сама упряжка, которая не переставала меня удивлять. Она состояла из шести великолепных мулов, из которых, к моему великому удивлению, только два, связанных дышлом, имели уздечки и поводья, четыре других мула свободно шли рядом и подчинялись только голосу возницы и его помощника. Возница важно восседал на огромном сиденье и громовым голосом отдавал приказы своему помощнику — мальчику ловкому, точно белка, который иногда пробегал рядом с мулами, идущими крупной рысью более лье. Затем в одно мгновение он взбирался на сиденье рядом со своим хозяином и тут же снова спрыгивал и снова поднимался, и так раз двадцать в течение дня, кружась вокруг повозки и упряжки, чтобы убедиться, что все в порядке. И все это он проделывал, постоянно напевая. Для того чтобы подгонять мулов, называл каждого своим именем. Но он их никогда не бил, и его голоса было достаточно, чтобы оживить их движение, когда они замедляли бег.

Перемещения, а главное, пение этого человека меня очень забавляли. Мне было очень интересно, что же он говорил, когда взбирался на повозку. И хотя я не говорил по-испански, но мои знания латыни и итальянского позволяли мне понять, о чем говорили мои спутники. Я отвечал им по-французски. Они более или менее меня понимали. Все пять испанцев, включая двух дам и монаха, вскоре зажгли свои сигары. Как жаль, что я еще не имел привычки курить! У нас у всех было прекрасное настроение. Дон Рафаэль, дамы и даже толстый бенедиктинец пели хором.

В путь мы отправлялись утром, останавливались между часом и тремя часами пополудни, чтобы пообедать, дать отдохнуть мулам и подождать, пока пройдет самая сильная жара. В это время мы обычно спали. Это испанцы называли послеобеденным отдыхом. Потом мы добирались до ночлега. Еда была обильной, но испанская кухня мне вначале казалась ужасной. Однако постепенно я к ней привык. Но я так и не смог привыкнуть к страшным кроватям, которые нам предлагали на постоялых дворах. Они и правда были отвратительны, и дон Рафаэль, который целый год провел во Франции, вынужден был с этим согласиться. Чтобы обойти это неприятное препятствие, в день моего прибытия в Испанию я сразу же попросился ночевать на охапке соломы. К несчастью, я узнал, что сноп соломы был вещью совершенно неизвестной в этой стране, потому что вместо того, чтобы косить траву, они пускали на нее мулов, чтобы они ее вытаптывали, что превращало солому в труху. Однако мне пришла великолепная мысль набить этой соломой мешок. Затем я его бросал в сарае и ложился, завернувшись в плащ. Таким образом я избегал жутких насекомых, которыми кишели местные кровати и грязные помещения. Утром я выкидывал все это сухое месиво из мешка и брал его с собой в повозку. Благодаря этому каждый вечер я мог его набивать свежей соломой. Моему изобретению последовал и дон Рафаэль.

Мы пересекли высокогорные провинции Наварра, Бискайя и Алава, затем достигли реки Эбро и выехали затем на бескрайние равнины Кастилии. Мы видели Бургос, Вальядолид и, наконец, через две недели прибыли в Саламанку. Там не без сожаления я покинул моего спутника дона Рафаэля, с которым я вновь встретился в этой же местности уже во время войны за независимость. Генерал Леклерк находился в Саламанке. Он прекрасно принял меня и предложил остаться у него в качестве внештатного адъютанта, но я уже имел горький опыт, который убедительно показал мне, что служба в штабе дает большую свободу и гораздо приятней, чем в войсках, но… только если ты являешься штатным адъютантом. Без этого условия все тяжелые работы ложатся тебе на плечи, при этом твое положение остается очень ненадежным. Я отклонил любезное предложение генерала и попросил позволить мне служить в моем полку. Мое решение оказалось верным, так как в следующем году генерал, получив пост командующего экспедицией на Сан-Доминго, увез с собой одного лейтенанта, который после моего отказа пришел служить в его штаб. На Сан-Доминго все офицеры вместе с генералом умерли от желтой лихорадки.