Мемуары. Избранные главы. Книга 1

Тут все понятно: Сен-Симон был придворным, причем не просто придворным все равно при каком монархе, а при короле по-своему выдающемся. Людовик был выдающейся личностью, не столько, быть может, как политик (хотя и как политик тоже), но прежде всего как человек. Это Сен-Симон все время подчеркивает. Король многое мог себе позволить, чего не могли позволить все его предшественники или потомки. Не только построить Версаль, защищать от церковников Мольера, единым росчерком пера легитимировать своих незаконных детей (от Лавальер и Монтеспан), поставив их наравне с принцами крови, или изгнать гугенотов, но и вести разорительные войны, заключать союзы, жениться на воспитательнице своих внебрачных сыновей. Он был воистину абсолютным монархом, то есть первым, кто преодолел вековые привилегии аристократии, не считался с ней, опираясь на «новых людей». И вот этого Сен-Симон не мог ему простить. Как уже говорилось, такая политика короля воспринималась мемуаристом буквально как личное оскорбление, но ведь далеко не он один был оскорблен таким образом. В самом деле, разве можно не полюбить монарха (и даже просто начальника), который оценил твои заслуги и щедро наградил за них, и разве можно не обидеться смертельно на того, кто прошел мимо них? В этом, конечно, глубоко личный подтекст в отношении Сен-Симона к Людовику, но Сен-Симон был бы лишь обычным честолюбцем, если бы все сводил к своим частным взаимоотношениям с королем.

За этими отношениями он верно подметил определенную политическую тенденцию и последствия ее считал пагубными. Для кого? Не для себя, конечно, и не для «французского народа», который его мало заботил. Для строя, для власти, механизм которой, как полагал Сен-Симон, был давно налажен и лишь портился от неоправданных новаций.

Спор писателя с Людовиком — а этот скрытый спор пронизывает все гигантское здание «Мемуаров» — это, по сути дела, спор даже не о правах и престиже, а о роли аристократии, о ее возможностях и связанных с этим обязанностях. Сен-Симон боролся за сохранение старых порядков в большом и малом, постоянно это путая, подменяя одно другим. Мелкое отклонение от формальных правил этикета вызывало в нем не меньшую бурю протестов, чем легитимирование внебрачных отпрысков или назначение на очень высокий пост человека незнатного. И то, и другое, и третье было для писателя забвением стародавних установлений, которые были освящены в его сознании и своей древностью, и покровительством церкви, и устоявшейся, привычной практикой. На королевскую власть Сен-Симон не посягал; более того, он ее глубоко чтил. Ибо она — от Бога. Короли — это для Сен-Симона образы божества. Но при такой постановке вопроса определенный отсвет святости падал также на герцогов и пэров. Их власть — тоже от Бога, но не непосредственно, а через персону короля.