Мемуары [Лабиринт]

Наконец, мое внимание в Стамбуле привлекли два других обстоятельства, связанных с разведкой. Там существовала тайная мусульманская секта, объявившая своей целью восстановление старого халифата. Через обходные каналы эта секта вступила в контакт с немецкой разведкой. Она предложила нам информационный материал, а от нас запросила материальной поддержки, вплоть до оказания помощи при совершении государственного переворота. Нельзя было не признать, что эта организация могла бы снабжать нас превосходной информацией, но, с другой стороны, у нас могли возникнуть большие затруднения в отношениях с официальными инстанциями Турции, ибо при возникновении малейшего подозрения с их стороны в отношениях между Германией и Турцией наступил бы острейший кризис доверия. Поэтому я дал распоряжение поддерживать связь с этой сектой лишь время от времени, чтобы впоследствии постепенно совсем прекратить ее. Через несколько месяцев я внезапно узнал, что один из членов этой секты через Грецию поехал в Берлин и обратился к первому адъютанту Гитлера с жалобой. Я тут же позаботился о том, чтобы этого человека незамедлительно выдворили в Грецию, прежде чем он успел натворить бед.

Другой случай касался великого муфтия Аль Хуссейни, ярого врага Англии. Ему удалось бежать в Турцию, откуда он должен был быть переправлен в Германию, где уже находился Эль Галайни после неудачного путча в Ираке. Но мы должны были скрывать эту операцию не только от вражеских разведок, но и от турецкой полиции. В конце концов отъезд Аль Хуссейни произошел проще, чем мы предполагали. Великого муфтия, с перевязанной бинтами головой, пронесли буквально на глазах турецкой власти и многочисленных агентов вражеских разведок в стоявший наготове самолет как «тяжело раненного сотрудника немецкого посольства» и отправили в Берлин. Один из сотрудников нашего посольства, которого теперь должно было «недоставать» в штате, некоторое время скрывался в здании германской миссии. Сотрудничество со знатоком религиозного права и политиком арабского мира позволило немецкому руководству глубоко ознакомиться с расстановкой сил на Ближнем Востоке. Таким же авантюрным было и возвращение великого муфтия на Восток в 1945 году.

Вернувшись в Берлин, я доложил Гиммлеру о результатах моей поездки. Когда я докладывал о беседах с Папеном и безо всяких прикрас изложил его мнение об изменении политики в отношении церкви, Гиммлер делал заметки по ходу доклада. Мне казалось, что он думает всерьез заняться этим вопросом, хотя в тот момент он ничего не сказал на этот счет. Упомянув о ватиканском отделе министерства иностранных дел, я попытался вновь напомнить Гиммлеру о том, что в конце концов что-то нужно предпринять против Риббентропа. Он покачал головой и сказал: «Вы заставляете меня вступать в жестокий конфликт с совестью. Я знаю, что желание ваше справедливо, но вы ожидаете невозможного. Я мог бы устранить Риббентропа только с помощью Бормана, но он вряд ли, насколько вам известно, согласится помочь мне».

Стремясь использовать все возможные средства, чтобы побудить Гиммлера к действиям, я прибег к услугам крупнейшего астролога Германии в надежде, что он при помощи соответствующих гороскопов настроит Гиммлера в нужном мне направлении. Но мои надежды не оправдались. Астролог составил гороскоп, в котором он предсказывал события 20-го июля 1944 года, заболевание Гитлера в ноябре 1944 года и его смерть в апреле 1945 года. Реакция Гиммлера была противоположной той, на которую я рассчитывал — отныне он противопоставлял моему непрестанному давлению фаталистическую веру в то, что болезнь и смерть Гитлера так или иначе приведут к изменению политического курса руководства.

Тем временем я вновь начал прилагать усилия к тому, чтобы через подходящих лиц в Испании, Португалии и Швейцарии установить контакты с влиятельными представителями западных держав. Старался я завязать связи и с шефом швейцарской разведки Масоном и командующим сухопутными войсками Швейцарии Гюисаном. Мне было ясно, что путь к переговорам о компромиссном мире, лежащий через Швейцарию, обещает успех лишь в том случае, если нейтралитет этой страны останется неприкосновенным. В тот момент было еще совершенно неясно, будет ли Швейцария и впредь нейтральным государством или в один прекрасный день Гитлер осуществит свой далеко задуманный план превентивной оккупации Швейцарии. После предварительных переговоров с Мосаном и Гюисаном мне удалось уговорить Гиммлера использовать свое влияние в штаб-квартире фюрера против планируемых военных мероприятий. Правда, перед этим он недвусмысленно дал понять, что если швейцарская сторона нарушит нейтралитет, это может стоить мне головы. (У нас были сведения о возможном переходе Швейцарии в лагерь союзников.)

В моих попытках удержать Швейцарию от войны мне помог рейхсминистр экономики Функ, который сумел убедить высшие инстанции в том, что Швейцарию нельзя трогать, как «контору по обмену валюты».

ЦИЦЕРОН