Мемуары [Лабиринт]

Через несколько дней, помнится в начале мая, меня пригласил на обед Гейдрих. Сначала он говорил со мной об обычных служебных делах, затем перешел к предстоящей русской кампании, намекнув при этом на изменившуюся точку зрения Гитлера на англичан как военных противников. Теперь, сказал Гейдрих, Гитлер — после провала авиационной стратегии Геринга в небе над Британскими островами — склоняется к предположению, что при существующих обстоятельствах Англия все же сможет с помощью Америки ускорить процесс своего вооружения. Поэтому он всеми средствами форсировал строительство подводного флота; он намеревается, по словам Гейдриха, сделать его настолько мощным, чтобы отпугнуть США от активного вступления в войну. Даже в случае участия в войне Соединенных Штатов нет оснований ожидать вторжения на европейский материк раньше, чем через полтора года [27]

. Этого времени казалось Гитлеру достаточно для нападения на Россию, не подвергаясь опасности войны на два фронта. Если это время не использовать, считал Гитлер, Германия окажется зажатой между двух врагов — союзников, угрожающих вторжением, и Россией, усилившейся настолько, что вряд ли мы сможем отразить удар с Востока. Военные приготовления в России, он считает, приняли настолько угрожающий характер, что следует ожидать нападения Советов. Сталин может в любой момент превентивно использовать наши затруднения и на Западе, и в Африке. Пока еще мощь нашего вермахта достаточна, чтобы нанести поражение России во время этой передышки. Столкновение с Советским Союзом, по мнению Гитлера, рано или поздно неизбежно, так как этого требует безопасность Европы. Поэтому было бы лучше предотвратить эту опасность, пока мы чувствуем себя вправе полагаться на собственные силы. Генеральный штаб уверяет, что благодаря фактору внезапности кампания сможет быть победоносно завершена к рождеству 1941 года. Однако Гитлер, по словам Гейдриха, полностью осознает всю тяжесть и далеко идущие последствия своего решения, поэтому он хочет использовать любые средства для достижения успеха. Ввиду этого он не только разрешает, но и приказывает использовать подразделения полиции безопасности и порядка в этой решающей кампании. Эти подразделения следует использовать («в зоне действия сухопутных войск») прежде всего в тыловых, но частично и в прифронтовых районах и в районах боевых действий — впервые в нашей практике. Используя эти части в боевой обстановке, Гитлер думает одновременно снять с них обвинение в том, что они якобы сплошь состоят из шкурников, радующихся возможности ограничиться поддержанием порядка лишь в тылу. Эту мысль Гитлера следует приветствовать, так как она означает усиление позиций полиции по отношению к вермахту и влечет за собой всевозможные преимущества как в области личного состава, так и организации. В тыловом районе в задачи полицейских подразделений должна входить защита войск от диверсантов и шпионов, а также охрана важных лиц и документов. Кроме того, необходимо подумать о том, чтобы привлечь полицию к поддержке деятельности всей интендантской службы, к охране железных дорог, аэродромов, помещений для войск и складов с боеприпасами. Новые формы ведения «молниеносной войны» вызывают необходимость сделать эти подразделения моторизованными, чтобы они не отставали от подвижных частей сухопутных войск. Все это в принципе уже обсуждено с фюрером, сказал Гейдрих, а все подробности, особенно в техническом отношении, необходимо урегулировать с генерал-квартирмейстером сухопутных войск.

Гейдрих на минуту задумчиво поглядел перед собой и продолжал: «Мюллер уже с марта проводил ряд совещаний с генерал-квартирмейстером генералом Вагнером и его ближайшим сотрудником, обер-лейтенантом фон Альтенштедтом, относительно принципиальной договоренности о форме директивы, которую надлежит совместно издать, но проявил себя при этом крайне неловким. Он не может подыскать надлежащих формулировок и, кроме того, с типично баварским упрямством цепляется за второстепенные вопросы, касающиеся его престижа, и относится к своим собеседникам чуть ли не как к „свиньям-пруссакам“. Вагнер не без оснований жаловался мне на Мюллера; я уже распорядился отстранить Мюллера от решения этого вопроса и передать все документы, связанные с ним, вам. Вагнер также согласен завтра же встретиться с вами, чтобы продолжить переговоры только с вами — без участия Альтенштедта».