Мемуары Муми-папы

Я был очень одиноким муми-ребёнком, что часто случается с талантливыми самородками. Никто меня не понимал, и меньше всех — я сам. Конечно, я видел разницу меж собой и другими муми-детьми. По большей части она заключалась в прискорбном отсутствии у них всякой пытливости ума и умения удивляться.

Я, к примеру, мог спросить Хемулиху:

— Почему всё устроено именно так, а не наоборот?

— Наоборот! — хмыкнула Хемулиха. — Ещё чего не хватало. Можно подумать, нам плохо живётся!

Она никогда ничего мне толком не объясняла, и я всё больше уверялся в том, что она просто предпочитает не думать о таких вещах. «Что и когда?» и «Кто и как?» — пустые для хемулей слова. Я спрашивал её, например, почему я — это я, а не кто-то другой.

— Это большое несчастье для нас обоих! Ты помылся? — вот что на этот важный вопрос отвечала мне Хемулиха.

Но я не отставал:

— Но почему вы, тётя, именно хемуль, а не муми-тролль?

— Мои мама и папа были хемулями, хвала распорядку, — отвечала она.

— А их папы и мамы? — не унимался я.

— И они тоже! — выкрикнула Хемулиха. — И их папы и мамы тоже, и все их мамы и папы, и так далее, и так далее без конца, а теперь иди мойся, потому что я начинаю нервничать!

— Какой ужас. Неужели они никогда не кончаются? — спросил я. — Ведь где-то же были первые папа и мама?

— Это было так давно, что уже не важно, — сказала Хемулиха. — И почему это, интересно, мы должны кончаться?

(Смутное, но навязчивое предчувствие подсказывало мне, что та цепочка мам и пап, которая имела отношение непосредственно ко мне, была не самой заурядной. Я бы не удивился, узнав, что меня нашли в пелёнке с вышитой королевской короной. Но увы! Это была лишь старая газета.)

Как-то раз мне приснилось, что, здороваясь с Хемулихой, я держу хвост под неправильным углом, а именно в семьдесят градусов. Я рассказал ей о своём приятном сне и спросил, не сердится ли она.

— Сны — чепуха, — отрезала Хемулиха.

— Как знать, — возразил я. — А что, если тот муми-тролль, который мне приснился, — настоящий, а тот, что стоит здесь, — просто сон?

— К сожалению, это не так. Ты существуешь, — вздохнула Хемулиха устало. — Всё, мне некогда! У меня от твоих вопросов голова трещит! Что из тебя вырастет в этом нехемульском мире?

— Я буду знаменит, — серьёзно объяснил я. — А ещё я построю приют для маленьких хемулят. И разрешу им есть бутерброды с патокой прямо в постели, а под кроватью держать ужей и скунсов!

— Хемулята на это никогда не согласятся, — сказала Хемулиха.

К сожалению, я думаю, что она права.

Так и протекало моё раннее детство — в постоянном и тихом изумлении. Я только и делал, что удивлялся да повторял свои «Что где?» и «Кто как?» Хемулиха и её послушные найдёныши старались избегать меня, от слова «почему» им, видимо, делалось не по себе. А я бродил в одиночестве по голому пустынному берегу близ приюта и размышлял о паучьих сетях и звёздах, о мелкой живности с закрученными хвостами, копошившейся в лужах, и о ветре, который всегда дул с разных сторон и никогда не пахнул одинаково. (Как я узнал позже, одарённый муми-тролль всегда изумляется тому, что другим представляется очевидным, и не находит ничего удивительного в том, что удивляет муми-тролля обычного.) Это было время меланхолии.

Однако вскоре произошли некоторые перемены. Я задумался о форме собственного носа. Махнув лапой на равнодушное окружение, я стал всё больше размышлять о себе и находил это времяпровождение завораживающим. Я перестал задавать вопросы, вместо этого меня охватило желание говорить о том, что я думаю и чувствую. Но, увы, кроме себя самого, я не был никому интересен.

А потом наступила весна, сыгравшая столь важную роль в моём развитии. Сперва я и не понял, что она пришла лично ко мне. Я слышал, как пищат, жужжат и бормочут все те, кто пробуждается от зимней спячки и торопится встречать весну. Я видел, как спешат пробиться из земли побеги на идеально симметричном огороде Хемулихи, как они вытягиваются от нетерпения. По ночам пели новые ветра. И запахи стали другими. Пахло переменами. Я водил носом и принюхивался, лапы у меня болели, оттого что так быстро росли, но я пока ещё не понимал, что всё это происходит только ради меня одного.

И вот однажды, ветреным утром, я наконец это почувствовал… Да-да, я попросту это ощутил. И сразу поспешил к морю, которое Хемулиха не любила и потому ходить туда всем запрещала.