Пронзительный утробный вой. Это воют псы Ругевита, летящие по следу добычи. Древний бог войны вышел на охоту. И я, кажется, знаю, на кого она ведется.
– Он пришел.
Ведьмак замер, словно под действием чар. Медленно повернулся лицом к тому, кто возник за спиной. Миновало несколько месяцев, а он так и не привык не вздрагивать. И это при том, что вся его прошлая жизнь, два десятка лет, были посвящены как раз этому – выслеживать, караулить, нападать из-за угла на существ, которые на расстоянии в три сажени способны учуять тепло человеческого тела. А вот этого старика – нет, он так и не научился чувствовать. Подобное могло означать только одно – старик не был ни человеком, ни нелюдем, ни нечистью, ни нежитью. Он существовал только в воображении ведьмака, и только этим объяснялся тот факт, что ведьмак понимал его речь, и что он не мог отследить перемещений таинственного хозяина этих мест.
– Он пришел. Он близко.
Ведьмак отложил топор, которым колол дрова, оглянулся на домик. Необычный домик на сваях, обычный для этих мест.
– Кто?
– Ты знаешь. Тот, кого надо остановить.
Рядом задвигалось. Лича ведьмак научился слышать, тем более, что тот не скрывался. Сухое лицо, обтянутый кожей череп с провалами глазниц, в которых тускло мерцали огоньки. При свете дня пугает и успокаивает одновременно.
– Где он? – голос лязгающий, зубы неровно клацают друг о друга так, что о половине сказанного остается только догадываться. – Как далеко? Я встречу.
– Нет, – старик качнул головой. – Ты не справишься. Он слишком силен. И может стать еще сильнее. Ты будешь убит.
Лич ни словом, ни жестом не показал, что его как-то задели слова старика. Он вообще не показывал никаких чувств.
Ведьмак опять покосился на дом. Несколько недель тишины и покоя. Куда им бежать, если придется сниматься с насиженного места? Правда, сейчас, в конце весны, путь будет легче, но всю жизнь не пробегаешь. И ребенок…
– А мы? Что делать нам? Уходить? – почему-то эта мысль вызывала тоску и раздражение.
– Нет, – повторил старик. – Оставаться на местах. Я встречу его сам.
Пра Михаря я расталкивал едва ли не пинками. Мысль о том, чтобы начать его бить всерьез – как меня когда-то били в тюрьме Инквизиции – увы, пришлось оставить. Мой куратор пробудился сразу, недовольный, сонный, злой.
– Что случилось? Ночь же на дворе!
– Наплевать. Мы должны ехать.
– Сейчас? Полночь-то хоть миновала?
– Не важно. Утра дожидаться нельзя, – я наощупь шарил руками по лавкам, собирая свои вещи. По счастью, полноценного лагеря разбивать не стали, так что сборы заняли несколько минут. – Мы можем потерять намного больше, чем пара часов сна.
– Да что с вами такое?
– Ругевит вышел на охоту. Он ведет Богну и остальных, – по мере того, как видение облекалось в слова, оно становилось четким и ясным, – встретил их на опушке леса. Его псы ушли вперед. Для них не страшен туман. Если он их и задержит, то ненадолго. Они пойдут по нашим следам, и, поскольку им не надо останавливаться на отдых, псы Ругевита будут здесь к рассвету.
– Ругевит, – инквизитор рывком выпрямился, провел ладонями по лицу, стирая сон. – Вот уж не думал я, что он откликнется так быстро…
– Он охотится на моего сына, – припомнились отрывочные видения, – еще с зимы.
– Зачем?
Простой вопрос заставил замереть на месте уже с собранным вещмешком в охапке. А в самом деле, зачем богам мой сын? Что они хотят с ним сделать? Убить бога нельзя. Убить полубога – можно, но при определенных условиях. Полубог может быть убит только после того, как совершит нечто, ради чего пришел в этот мир. А что может совершить мальчик, которому нет еще и года? Или он
Сейчас мой сын нуждается в тех, кто будет его воспитывать. Та женщина и тот мужчина из моего первого видения, когда боги позволили увидеть кусочек охоты глазами гончего пса, наверняка и есть его смертные воспитатели. И что, если Ругевит гонится за ними, чтобы отнять ребенка и воспитывать его самому? Но тогда как мой сын оказался у людей? Мара его им отдала? Или его украли? Кто настолько силен, чтобы отнять дитя у богини? Сколько вопросов – и ни одного ответа. И, подозреваю, что на некоторые из них ответа просто не существует.
– Мы должны поторопиться!
– Должны, так поторопимся.
Пра Михарь собрался на удивление быстро. Не прошло и трех минут после того, как он задал свой вопрос: «Зачем?» – как мы уже седлали коней.