Мемуары сорокалетнего

Саша оторвал глаза от своего журнала и сказал фразу, которую придумал за время, прошедшее после обеда: «Я очень хочу, Нонна, чтобы вы были счастливы, и сделаю для этого все, что в моих силах».

При воспоминании о Саше Нонне стало жаль Зинку. Бедная она, бедная. И разве она, Нонна, хоть и замужняя женщина, может ее осуждать? Если бы не знала хорошо ее и ее обстоятельства, то могла бы. Потому что она сама совсем другая, угрюмая однолюбка. Ей лучше расстрел, чем поцеловаться с кем-нибудь, кроме Саши. Но она все знает про Зинку еще с первого класса. На ее глазах с девятого класса Зинка гуляла с Костей. После десятого Зинка пошла на ферму дояркой, а Костя сел за трактор. Из-за него-то и в институт не стала поступать, стерегла. А он все домогался: «Давай поженимся, Зинаида. Давай поженимся». Да Зинка была готова, но вся ее родня кривилась: сопляк, разве такой жених Зинаиде нужен. Молод, дескать, еще только семнадцать лет, А Зинка дома единственная наследница. И дома, и ухоженного огорода, и машины «Запорожец». С таким имением под Москвой Зинаида, дескать, еще и не такого кавалера выходит. Но у Костика такой обжигающий, голодный до жизни и удовольствий взгляд, такие разголубые, сведенные в щепоть с крошечным, как рыболовный крючок на самую мелкую рыбешку, зрачком, такие красные полные губы на сухом лице, а сам худенький, тоненький, жаркий. Рядом со сбитенькой — кровь с молоком — Зинкой Костик выглядел подморышком, нагловатым воробышком. А вот заморыш-заморыш, а ей, Зинке, люб. Вот и пожалела его, когда тот уходил в армию на службу. Месяц под сухими августовскими звездами походили по перестоявшим от жары околицам, по баням с остывшими прохладными полками. А потом, хорошо что хоть без последствий, Зинаида ждала своего Костеньку. Письма ему писала, и он ей писал. А когда демобилизовался ненаглядный, то внезапно для всех остался в городе, где служил во вневедомственной охране, потому что к этому времени был уже очень неплохо женат. Жена его, по просочившимся в деревню слухам, была вовсе не красавица и даже на восемь лет Константина старше, но имела высшее образование инженера-плановика, кооперативную квартиру и добрых родителей, которые сразу же купили отчаянному жениху автомашину, а молодым предоставили свою дачу, чтобы они выращивали клубнику и приглашали гостей на зависть своему обильному счастью.

В этот же год она, Нонна, уехала из деревни с Сашей, А через полгода к ним в город прикатила и Зинка. Устраиваться по лимиту. Опостылело ей в деревне. А ведь с Костей собиралась жить в родной деревне всю жизнь. «Не могу, — говорила, — без нашей речки, клуба, без морковки с грядки». Новорожденным телятам радовалась, в теплые мордочки их целовала. Говорила: «Я девка деревенская, в городе жить не смогу». Без денег приехала, самочинно, родня от наследства любимое чадо не отпускала. Нонна тогда очень робко обратилась к Галине Платоновне: «Можно у нас моя школьная подруга немножко поживет?» Галина Платоновна только спросила: «А вшей она нам не напустит?» — «Да что вы, Галина Платоновна, деревня сейчас совсем другая. Мы с Зиной десятилетку вместе кончали. Она устраиваться приехала по лимиту». — Хорошо, пусть живет, — сказала свекровь, — спит пусть в столовой на диване. Но гостит пусть не больше двух недель. Так своей подруге и передай».

Уже за три дня Зинаида обшарила весь город, все разнюхала, разузнала и составила себе план. «Лучшего места, чем место дворника для приезжей деревенской девушки нет, — шептались они вечерами в кухне. — Дворникам сразу комнату дают на первом этаже. Буду пробиваться». Зинаида-то и разведала ЖЭК, где они сейчас вместе работают. А до этого, она, Нонна, работала уборщицей в двух школах. Но в том ЖЭКе сидел тогда другой очень молодой и горячий Гришенька. Крутил, крутил этот Гришенька Зинаиде мозги и нервы. А так Зинаиде хотелось отдельной комнаты и прописки, что она и согласилась на главное условие этого Гриши: отпраздновать свое новоселье с ним вдвоем. «Да как же можешь, Зинаида? — спрашивала в ужасе Нонна, когда на четырнадцатый день гостевания, уже оформившись на работу, Зинаида собирала свои вещички, чтобы ехать в свою комнату. — Ты же Костю любишь». — «Ну и что — любишь… Любила. Ты что, думаешь, у меня после Кости этот мордоворот из ЖЭКа первый?» — «Да ты пожалуйся на него! Разве на него управы нет?» — «А какой толк? Управа найдется, а эта управа разве так быстро на работу меня оформит? Вот пропишусь через неделю, и тогда я этого новосела спроважу. Я теперь ничего не боюсь».