Мемуары Ведьмы. Книга Первая

— Давай вместе проверим его слова, — снова заговорила я, — давай вызовем у меня дома другого духа, пусть он все нам подтвердит.

Это было очень смелым решением, ведь мы уже вызвали одного, которого не смогли потом отправить обратно. Но я была полна решимости доказать своей подруге, что этот нахальный дух ей врет, и мы должны как можно быстрее от него избавиться.

— Хм, давай попробуем, — прикусив нижнюю губу, ответила она.

В тот день мои родители должны были идти на крестины, и вечером я оставалась одна. Договорившись о времени встречи, мы разошлись по домам. Я забыла ей рассказать свой сон, даже скорее мне не хотелось больше затрагивать тему Василия и подрывать вновь возведенные мосты нашего взаимопонимания.

Тем не менее, не проходило ни часа, чтоб я не вспоминала свой жуткий сон. Мне отчего-то казалось, что это какой-то ребус, который я непременно должна разгадать. Почему там было только половина Василия? Почему он имел такой жуткий взгляд? Как мог говорить, не шевеля губами? Зачем хотел зайти ко мне домой? Эти вопросы крутились в моей голове. Я уже догадалась, что это дух хотел проникнуть в мой дом. Он выбрал Василия, потому как понимал, что я захочу впустить любимого. Но почему он воссоздал такую нелепую пародию вместо реалистичной? Разве это не глупо — сделать половину человека и ожидать, что я поверю в его реальность. Ничего не сходилось, вопросы крутились в моей голове и не находили ответов.

Я лежала в зале и пыталась читать книгу, но то и дело эти вопросы снова и снова не давали моему пытливому уму погрузиться в художественную литературу, заданную на лето. Над нашим диваном весел ковер со странными узорами: на коричневом фоне причудливыми лианами расходились красные и бежевые цветы. Какими-то загогулинками они связывались с орнаментом внутреннего волнистого прямоугольника, который был наполнен странными объектами, напоминающими обилие чьих-то гербов. Этот ковер явно развивал абстрактное мышление, и я часто рассматривала его, пытаясь понять смысл композиции и задумку дизайнера. Так и сейчас, покручивая пальцем прядь волос, я рассматривала его и думала о своем сне.

Мой отец был очень умный человек, он не только руководил колхозом, но так же писал научные работы по аграрным тематикам. Увидев, что меня тревожат какие-то мысли, он спросил напрямую. Я, конечно же, не могла ответить правду во всей ее красе, и сформулировала все довольно абстрактно, подобно ковру на стене.

— Я не понимаю смысла в чьем-то поведении, поэтому пытаюсь найти в его действиях хоть какую-то логику.

Он посмотрел куда-то наверх, почесал подбородок и ответил:

— Ты не можешь найти логику «его» поведения, потому что думаешь, что «он» такой же, как и ты. Если «он» такой же, как и ты, значит обладает твоей логикой, но если «он» на тебя не похож, то будет иметь логику другую.

И это был прорыв. Отец одной фразой поставил все на свои места: тот, кого мы вызывали, не был душой человека! Он не владел человеческими понятиями, он делал по-своему, потому что никогда не был человеком. От этой мысли мне стало физически нехорошо. Теперь все сходилось: он слышал нашу игру, в которой мы с подругой описывали нами любимого человека, и воссоздал его по описанию. Надо сказать, что наша характеристика не затрагивала ног Василия, поэтому их это существо изобразить не смогло. Мне надо было срочно поговорить с подругой, рассказать о своем открытии, и я с нетерпением ждала вечер. Только от одной мысли, кем мог быть этот дух, находящиеся у нее дома, мне становилось по-настоящему страшно.

— Он не человек, и никогда им не был! — выпалила я вслух, даже не ожидая, что отец все еще меня слышит.

Вдруг, он положил газету на стол, снял очки, посмотрел на свои колени и глубоко вздохнул. Было понятно, что он даже не сильно удивился моему высказыванию. Уже тогда меня совершенно поглощали все эти сверхъестественные загадки, какими бы пугающими они не были. Я отчаянно пыталась их разгадать и узнать что-то новое для себя в мире непознанного. Мои родители часто замечали во мне тягу к мистике и всячески пытались направить мою энергию в другое русло. Как-то почувствовав это, я начала всеми силами скрывать от них свои интересы. И в такие моменты, как сейчас, я опять не знала, чем оправдаться, какую историю придумать наспех, чтоб не раскрыть своих тайных пристрастий. Но он на удивление и не собирался меня расспрашивать.

— Всякая наука имеет корни, исследования и учебники… Понимаешь, абсолютно всякая! — начал отец.

Такое начало диалога, а может и монолога меня крайне озадачило. Да, конечно, я это понимала, что на всякую науку приходилось минимум по одному учебнику, однако, была совершенно уверена, что на свете не придумано учебника, который смог бы сейчас мне помочь.