Мемуары Ведьмы. Книга вторая

С ловкостью факира она вытащила откуда-то огромную цыганскую иглу и проколола свой большой палец левой руки. Кровь закапала в литровую банку с молоком, и, покружив гипнотическим кругом на поверхности, вскоре полностью растворилась в его белизне. Отточенным движением, только что слишком тугая крышка, с легкостью оделась на банку. А бабушка, как ни в чем не бывало, поблагодарила мужчину за беспокойство и вышла на улицу.

Не пройдя и трех метров, она остановилась у соседского забора, вручила мне все сетки с молоком кроме той, что испила ее крови, и показала жестом отойти. Именно ее она разбила об забор, и быстро плюхнулась в это месиво снега, земли и молока, инсценируя, что поскользнулась на грязной дороге. Заохав и запричитав, она мельком глянула на Людмилин дом, однако там было, как и прежде, тихо. Никто не открыл дверь и даже не отдернул штору взглянуть на ее спектакль.

— Поставь банки подальше от дороги и пойди, позови хозяина мне на помощь, — кивая в сторону дома, с деловым видом сказала она.

Всегда убеждая меня, что мы команда, вся ее манера поведения сейчас говорила об обратном. Как мне было известно про команду, то весь план действий изначально обсуждался между ее участниками. Я же односторонне исполняла все команды, не понимая смысла ни в своих ни в ее действиях. Конечно, имелись догадки: кровь — вампир, здесь вроде понятно. Но что бабушка хотела увидеть, выманивая его здесь и сейчас при свете дня, сидя на этой грязной дороге, мне было совершенно непонятно! Насупившись, я подошла к двери и постучала в неё.

Казалось, никого не было дома. На всякий случай я постучала снова, и, простояв достаточно долго, развернулась уходить, как вдруг дверь открылась. На пороге стоял довольно приятной наружности мужчина, худой и высокий, немного не бритый и явно заспанный. Попросив его о помощи, я указала рукой на бабушку, которая все еще театрально сидела в белой от молока луже. Мужчина в ответ даже улыбнулся, так как представшая перед ним сцена заметно повеселила его. Я внимательно следила за ним и не могла найти ни одного признака, говорящего, что он вампир. У него были серые глаза и короткие светлые волосы. Взгляд показался мне вполне приветливым. Он даже вызывал жалость, показавшись мне слегка приболевшим от весенней сырости. Мужчина надел куртку, всунул ноги в резиновые сапоги, и пошёл за мной к забору. Он поприветствовал бабушку, выходя из калитки, и наклонился к ней, протягивая руки помощи. Я обошла лужу и стала поддерживать её со спины, как вдруг мой взгляд упал на лицо Людмилиного мужа. Его глаза не моргали, зрачки стали очень маленькими, и от них красными ветками по серому полотну расползалась кровь. Я никогда в жизни не видела таких страшных глаз. Они более не выглядели человеческими, с этого мгновения они принадлежали какому-то мертвому существу, ожившему под влиянием зова крови.

Его лицо не выражало более ни улыбки, ни каких-либо других понятных мне эмоций. Не сложно было догадаться, что единственной его мыслью в голове была «кровь, кровь, кровь». Уже стоя на ногах, бабушка все что-то говорила, но мужчина совсем не слышал ее. Вдруг он резко глянул на её проколотый палец, потом тем же не моргающим взглядом на облитый молоком забор. Через секунду его ноздри расширились, и я увидела, как он вдыхает ими воздух вокруг себя. Это движение ноздрей было абсолютно животного характера, оно никак не могло быть человеческим. Зачастую люди не могут распознать даже запах молока, не говоря уже о капли крови в нём. Но даже сейчас, замечая все эти изменения в его глазах и поведении, и какой-то своей частью поверив, что он может быть вампиром, я совершенно не ощущала никакой опасности. Он не мог напасть на меня и вцепиться мне в шею своими клыками. Он не мог взлететь, как летучая мышь и ворваться в моё окно поздней ночью. А если нет таких агрессивных действий, то выходит, что и причин бояться вампиров, нет!

Вдруг бабушка опять принялась падать. Её ноги уже, казалось, скользили совсем по-настоящему. Она, распахнув рот, как только что выловленная рыба, хваталась за руки соседа так, словно падает в пропасть. Худощавый мужчина собрался с силами, подтянул её наверх и снова поставил на ноги.

— Ох, спасибо, дорогой мой, выручил! Возьми молока парного, — все еще держась за него, предложила бабушка, махая головой на стоящие в стороне банки.

Он все еще выглядел довольно растерянным. Словно в замедленной съемке лишь спустя время он посмотрел на банки, снова переведя свой взгляд на бабушку и на забор. Мужчина не реагировал на ее слова или действия сиюминутно, как полагается. Он словно ушел глубоко в себя, разыскивая ответы на какие-то свои вопросы, или возможно стараясь распознать источник манящей его живительной жидкости.

— Передавай Людочке привет, — отпустив, наконец, его руки, быстро попрощалась бабушка.