Мендель

Они нередко к нему бегали, особенно летом, когда было хорошо в монастырском саду… Классы в реальшуле были огромные — по 85 — 90 человек. И почти треть ребят в каждом классе были иногородние, и обязательно десяток из них были из семей победнее — такие, кого даже освобождали от платы за обучение. Вот он и подкармливал их… И обучал приемам садоводства: бывший его ученик садовник Прессбургер писал, что скрещивать груши его научил Мендель. А помня другие события своей жизни, он за четырнадцать лет в реальной школе ни одного ученика не провалил на экзамене!…

Но пост «кюхенмайстера» не принес ему добра, ибо с сорока лет и до конца дней Мендель страдал от тучности. Впрочем, тучность была в его роду наследственной: сестричка Терезия считалась самой толстой женщиной в Хейнцендорфе.

…Время тревог и забот осталось позади. Одна лишь принадлежность к Службе Спасения душ, привычное исполнение обязанностей — регулярные «capitulum culparum», экзерциции, мессы, которые надо было время от времени по очереди с другими членами братства служить в костеле Вознесения Девы Марии, да личная несвобода обеспечили безбедное бытие.

В реальной школе он был самым любимым из учителей. Он был в равной мере доброжелателен ко всем мальчишкам — к австрийцам, чехам, полякам, к католикам, лютеранам, евреям. Патеру Краткому его терпимость не нравилась, но это оставалось личным делом патера Краткого. Однако чтобы ученики полюбили, одной терпимости и доброты недостаточно. Но он еще блестяще знал свое дело и очень интересно преподавал.

Как всякий человек, отлично владеющий предметом и слогом, время от времени — для разрядки — он вставлял в свои лекции шутку. Он был ровен. От его спокойствия веяло уверенностью в своих силах.

Лишь дважды при учениках он вышел из себя. Первый раз когда в зверинце обезьяна неожиданно сорвала с его носа очки в тонкой золоченой оправе, а второй — когда класс, которому он рассказывал о процессе оплодотворения, расхохотался: ведь в нем же были мальчишки в том возрасте, когда само слово «оплодотворение» производит фурор!…

Мендель покраснел и крикнул: «Не делайте из мухи слона! Это совершенно естественные вещи!»

…В его монастырской квартире был устроен маленький зверинец. Там жил пойманный на одной из загородных прогулок с учениками лисенок; жил еж, иногда залезавший в его сапоги бутылками; жили мыши — белые и серые, которых он скрещивал, хоть никто и не понимал зачем. Маленький зверинец тоже приманивал мальчишек, но слух об опытах с мышами дошел до высокого церковного начальства.

«Non licet!» — «Не подобает!» — так было сказано. И канонику Менделю пришлось подчиниться уставу. Мыши были убраны из кельи. Еж и лиса остались.

Он по-прежнему много работал в саду, занимался пчелами и растениями. Разводил цветы. Прививал груши. Даже, выращивал в оранжерее ананасы. Все это считалось столь же угодным богу, как и трюки жонглера, адресованные лично Мадонне, и приносило монастырю доход и честь.

И он без труда выпросил себе у Наппа участочек специально для каких-то опытов, крохотный — 35 на 7 метров — палисадник под окнами прелатуры. Плотник Иосиф Шипка обнес участок оградой, за что получил из монастырской кассы «по 1 фл. 5 крейц. за день работы — итого за 12 дней — 12 фл. 60 крейц. за забор для патера Грегора».

Участок он получил еще в 1854-м — в первый год своей работы в реальной школе. Тем не менее прелат Напп мог уже удостовериться, что урожай экспериментов, которые соберет здесь патер Грегор, не пропадет втуне, ведь еще летом 1853-го в Вене на заседании зоолого-ботанического общества вновь принятый в его состав преподобный студент Мендель уже сделал доклад о биологии вредителя редиса, репы и капусты — бабочки «Botys margaritalis». Гусеницы этого племени опустошили в предыдущем году огороды Моравии. Бедствие постигло и Хейнцендорф и Брюнн, а к таким событиям потомственный крестьянин Мендель не мог оставаться равнодушным, и он решил разобраться в нем так, как подобало человеку из университетской лаборатории: принялся копаться в огородной земле, но не лопатой, а пинцетом, и обнаружил в корнеплодах гусениц. И конечно же, привез их в Вену в аккуратном деревянном ящичке. Прорезал в источенных гусеницами редисках окошечки, дабы наблюдать за поведением личинок, уже впавших в оцепенение. Наблюдал за ними всю зиму, вывел из них бабочек и описал их.

Сам Коллар сравнил полученные экземпляры с тем, что было в коллекции Императорского музея, точно определил вид и указал, что прежнее описание, содержавшееся в очень известном руководстве, страдало рядом погрешностей.

В том же 1853 году этот доклад преподобного господина Менделя был опубликован в «Трудах Венского зоолого-ботанического общества». Под заглавием его стояло посвящение: «Моему высокочтимому учителю г-ну доктору Коллару». Том трудов занял свое место в библиотеке монастыря, а также в библиотеке реальной школы. Отдельные оттиски были, конечно, по обычаю презентованы друзьям и покровителям — оттиски первого научного труда!