Мендель

Восемь лет шли эксперименты с горохом. Сотни раз за восемь цветений своими руками он аккуратно обрывал пыльники и, набрав на пинцет пыльцу с тычинок цветка другого сорта, наносил ее на девственное рыльце пестика. На десять тысяч растений, полученных в итоге скрещиваний и от самоопылившихся (это было им дозволено) гибридов, было заведено десять тысяч паспортов. Записи в них дотошно аккуратны: когда родительское растение выращено, какие цветы у него были, чьей пыльцой произведено оплодотворение, какие горошины — желтые или зеленые, гладкие или морщинистые — получены, какие цветы — окраска по краям, окраска в центре — распустились, когда получены семена, сколько из них желтых, сколько зеленых, круглых, морщинистых, сколько из них отобрано для посадки, когда они высажены и так далее…

«…Необходимо подвергнуть наблюдению все без исключения растения в каждом отдельном поколении так, чтобы все члены его полностью вошли в круг наблюдения».

«…Задача каждого данного опыта и заключалась именно в том, чтобы подвергнуть наблюдению эти изменения для каждой данной пары расходящихся признаков, соединенных в гибридных формах, и вывести закон, по которому эти признаки переходят из поколения в поколение».

Карточки… Карточки… Карточки… Десять тысяч карточек… Зерна: гладкие, морщинистые, круглые, угловатые, зеленые, желтые… Цветы с красным «язычком» в глубине лодочки и белой каймой… Цветы ярко-красные. Белые. Розовые…

Семь признаков — семь найтовых «unit of quality» выделил Мендель у садового гороха. Семь признаков — семь пунктов характеристики облика каждого растения. Эксперимент был разбит на множество серий. Готовя опыт, он придирчиво подбирал для каждой серии пары растений с четко различающимися контрастными признаками.

И — главное! — в первых сериях он следил за судьбой не ^Всех семи признаков сразу, а каждый раз за судьбой всего одного признака, гениально вычленив элементарное явление из мозаики, из хаоса событий, гениально заставив объект опыта односложно и однозначно отвечать ему только «да» или «нет».

Семь признаков, десять тысяч растений, десять тысяч карточек-паспортов и сотни пакетов с пересчитанными семенами, полученными от его «бастардов» — пакетов, на которых были продублированы паспорта.

Если бы хоть часть аккуратнейших листочков, заполненных каллиграфическим учительским почерком, могла бы попасть сегодня в руки историка науки, перед его глазами развернулась бы картина удивительной работы, и можно было бы уже не реконструировать в уме, а собственными глазами следить, как складывалась система анализа, как, когда и почему в голову Грегора Менделя пришла мысль заменить описание признаков растений абстрактным кодом «А, В, С, D, E, F, Q» и «а, Ь, с, d, e, f, g» и когда от наблюдения за судьбой одной пары признаков он перешел к наблюдению за двумя, тремя, четырьмя парами одновременно. А если он записывал и посторонние мысли, то, быть может, еще и о том, какую роль во всем этом сыграла двухвостая комета 1858 года — комета Донати, какие мысли навеяла… Но рабочие архивы Менделя якобы с молчаливого согласия племянника были сунуты в печку, и нам остается только пытаться представлять себе, как на протяжении восьми лет вечер за вечером он перебирал все новые и новые листочки, раскладывая их то так, то эдак в нескончаемом пасьянсе. Как сотни раз регистрировал в мозгу одно и то же непреложно повторяющееся, в общем уже известное, но впервые им учитываемое количественно.

Итак, при скрещивании признаки растений не «сливаются» и не «разбавляются».

У гибридов первого поколения признаки никогда не бывают «принципиально новыми». Каждый из них заимствован у одного из родителей. У потомков растений с красными и растений с белыми цветами — цветы красные. У гибридов Горохов, дававших желтые и зеленые горошины, зерна всегда желтые. Признак одного из родителей господствует; он то ли вытесняет, то ли подавляет соответственный признак другого.

Но в следующем поколении картина обязательно меняется. У части детей растений-гибридов иной облик: у них снова проявляются признаки «вытесненные», исчезнувшие, «отступившие», невидимые у гибридов-родителей — на них распустились уже не красные, а белые «бабушкины» цветы, а в бобах, кроме желтых, очутились зеленые зерна или морщинистые «под одной крышей» с гладкими.

И здесь Мендель отмечает то, что не зарегистрировали его предшественники.

…Признаки, «отступившие» у родителей, комбинируются с «родительскими» мозаично, случайно. Они не зависят один от другого. Окраска цветка унаследовалась от «бабушки», форма зерна — от «дедушки», а окраска зерна может быть снова «бабушкина». Эта «путаница» повторяется с потрясающей закономерностью. И чтобы определить эту закономерность, необходимо отойти, оторваться от конкретности цвета, формы, гладкости и морщинистости и искать язык логической схемы.

…Из всего рабочего архива сохранился лишь один-единственный, да и то пострадавший от чьих-то рук, лист с расчетами. Но известен итог: впервые в биологии для осмысления ее закономерности Мендель применил математическое кодирование.