Мендель

Однако Нэгели то ли не понял намека, то ли не захотел его заметить. И вообще на это письмо ответа не последовало никакого.

А Мендель ждал, потому что речь шла о главном вопросе его жизни. Он ждал. Он даже проявил несвойственное нетерпение и снова написал Нэгели.

Прошел месяц, два, четыре. Через полгода после напоминания от Нэгели пришел пакет. В нем было письмо, полное извинений и ссылок на то, что шла война (франко-прусская). Объяснений, каким образом война коснулась Мюнхена, не было. Зато был фотопортрет профессора с ласковой надписью.

Об опыте с опылением Ночной красавицы одним пыльцевым зерном не прозвучало ни слова. Недаром же один из учеников Нэгели говорил, что в привычке этого мюнхенского светила было не замечать все расходящееся с его мнением.

Светило так и не поняло поэтому, что до него дошло сияние «сверхновой» звезды.

Впрочем, так ли уж непонятлив был Карл-Вильгельм Нэгели, ученик Пирама де Кандолля и учитель Корренса?…

Правда, когда профессор еще студентом в университете слушал лекции самого Гегеля, они тоже не показались ему интересными, Нэгели не приметил, что слышит гениального философа. Впрочем, от проблем высокой логики и гносеологии он был далек — его ум был занят конкретными биологическими делами.

В 1874 году переписка Менделя с Нэгели прервалась. Перед тем они писали друг другу все реже и реже. В 1874 году Мендель на одно из писем профессора почему-то не ответил, и затем он почему-то не ответил еще раз — притом на письмо, в котором Нэгели заботливо осведомлялся, не случилось ли какой беды с неожиданно замолчавшим брюннским корреспондентом.

Однако Нэгели помнил о нем до конца своих дней. Корренс говорил, что его учитель не раз вспоминал о господине Менделе, который под его заочным руководством работал по гибридизации ястребинок. Учитель с похвалой отзывался об этих работах.

И в глаза он хвалил Менделя. В письмах, конечно.

«Мне повезло, что я нашел в Вас такого способного и удачливого сотрудника», — так писал Нэгели. И он еще занес статью Менделя о ястребинках в библиографический список, напечатанный в его труде «Ястребинки Центральной Европы», и ссылался на эту статью в тексте.

Но в 1884 году Карл Нэгели издал труд, который он считал главным трудом своей жизни, — «Механико-физиологическая теория развития» — в нем он излагал учение об «идиоплазме» и «трофоплазме». И в этом труде среди прочего он рассказывал об очень важных явлениях, выявляющихся при гибридизации — о господстве, о доминировании у бастардов одних признаков и о временном отступлении других, и о том, как отступающие признаки выявляются в последующих поколениях.

«Ангорская кошка и обычный кот (1-е поколение) производят на свет обычных кошек (2-е поколение); ежедневное наблюдение привело бы к выводу о том, что отец оказывает более сильное влияние. Однако молодые кошки, несмотря на свою обычную внешность, унаследовали много ангорской крови, ибо из осеменения двух таких кошек в 3-м поколении наряду с обычными появилась одна белая ангорская кошка… Если мы будем придерживаться наблюдаемого нами факта, то он убедительно говорит нам, что нельзя полагаться на внешние признаки, ибо как могли две обычные кошки произвести ангорскую?»

Прекрасный эксперимент, не правда ли? И результат весьма демонстративен. Все-таки время от времени ботаникам надоедают стебельки и лепестки. И явления, которые Кельрейтер зафиксировал у гибридных гвоздик, а Сажре — у дынь, они стараются высмотреть у животных. Мендель скрещивал мышек (последователи доказали, что у них доминирование и расщепление окраски хорошо получается). А Нэгели скрещивал кошек.

Впрочем, неизвестно, сам ли он скрещивал кошек. Он этого не утверждает, но и не приводит имени какого-либо другого исследователя, предоставляя читателю своим умом решать, кто получил такие данные, если маститый ученый приводит их, из скромности не говоря, кем они получены.

«Существуют растения, окраска цветов у которых варьирует между синим, красным, белым и желтым, и мне хочется предположить, что для каждого вида окраски в идиоплазме существует соответственное количество задатков».

Мы не случайно выделили слово. Нэгели писал тоже по-немецки «Anlagen» — это знакомый термин, не правда ли?

«…Обычно одна из этих красок является доминирующей и проявляется, исключая другую, у большей части индивидуумов. Анемоны (Anemone Hepatica), как правило, бывают синими и лишь в виде исключения красными или белыми. В красных и белых, безусловно, в латентном состоянии имеются задатки (снова эти «Anlagen»!) синего».

Слово «Anlagen» кажется Нэгели, по-видимому, слишком разговорным. Научный термин должен отличаться от обычных слов, он должен звучать уникально, не иметь омонимов. Для субстрата, предопределяющего признаки, Нэгели вместо «Апlagen» — «задатки» вводит термин «идиоплазмы».

«Любое воспринимаемое свойство заложено как задаток в идиоплазме, поэтому видов идиоплазм существует столь же много, сколько существует и комбинаций свойств».