Менделеев

Подписанный всеми членами комиссии текст заключения, протоколы заседаний и вообще все материалы комиссии были переданы Дмитрию Ивановичу с правом распоряжаться ими по своему усмотрению. Он прочел по итогам работы комиссии еще две лекции, а затем издал книгу «Материалы для суждения о спиритизме». Треть сборов за лекции, которые были организованы Славянским комитетом, пошла в пользу славян, пострадавших при восстании в Боснии и Герцеговине, треть — на помощь пьющим литераторам, треть — в фонд постройки дирижабля, с помощью которого Менделеев намеревался внести б'oльшую ясность в данную проблему. В суете полемики как-то само собой проявилось и его новое отношение к религии. Среди писем, которые Дмитрий Иванович получал от своих сторонников и противников, сохранилось послание некоего преподобного отца Иоанна, который, совершенно не беря во внимание то обстоятельство, что общение с духами предков суть язычество и не к лицу православному священнику, писал: «Как бы Вы ни опровергали спиритические явления, господин Менделеев, я всё равно буду в них верить, ибо святые Божий человека учили в древние времена, что души умерших людей приходят с того света к боголюбцам и духознатцам. Не трогайте мою веру, родную мать христианской религии! Пусть наука идет своим путем, а вера — другим!» На обороте письма Дмитрий Иванович написал черновик ответа:

«Не трогать веру нельзя. Она — основа религии, а любая религия в наши дни — грубое и примитивное суеверие. Суеверие есть уверенность, на знании не основанная. Наука борется с суевериями, как свет с потемками…»

Менделеев был уверен, что после опубликования выводов комиссии болезненный интерес к спиритизму утих. Он говорил потом сыну Ивану:

«Наше расследование, как его ни ругали, произвело в обществе решительное впечатление. С тех пор спиритизм как рукой сняло».

Тут мы, возможно, имеем дело с некоей формой самовнушения, связанного с чувством научной правоты и необходимостью обретения душевного равновесия, потому что факты, о которых пишут исследователи этого вопроса, свидетельствуют: утихли разве что шумиха в печати и разговоры в университетской среде, в прочих же слоях именно с этого времени русский спиритизм начинает превращаться в массовую практику и в салонную игру. Но этого Дмитрий Иванович мог и не знать. Он сделал всё, что должен был сделать, и для себя со спиритизмом покончил.

К 1877 году изучение упругости газов застопорилось, поскольку Дмитрий Иванович остался без соратников. В 1875 году умер его ближайший помощник и единомышленник М. Л. Кирпичев, несший на себе огромную часть работы. Его в какой-то степени заменил В. А. Гемилиан, которого Менделеев высоко ценил как за научный талант, так и за обязательность, великую усидчивость и аккуратность в работе — качества, которых сам он был лишен. Однако через небольшой срок Гемилиан обратился к Менделееву с просьбой помочь ему занять вакантную должность профессора химии в Варшавском университете. «А он — в опытах характера чисто физического — только что взошел в силу, ведя работу, подготовился к дальнейшему делу. Но упустить случай такой, какой представлялся ему для дальнейшей судьбы, — значило испортить ему жизнь. Рад тому, что в действительности всё, что слышу из Варшавы о В. А. Гемильяне, всё оправдывает мое отличное о нем мнение».Дмитрий Иванович начал сотрудничать с Н. Н. Каяндером, пришедшим в его лабораторию еще студентом. Два года Каяндер весьма успешно вел работу по изучению расширения газов — до тех пор, пока ему не была предложена штатная должность в Киеве. Его место на полтора года занял И. Г. Богусский, приглашенный Дмитрием Ивановичем из Варшавы. Богусскому было поручено исследование упругости газов при давлении выше одной атмосферы, чем он с усердием занимался, пока не вернулся на родину.