Менделеев

Вызов, брошенный профессорами в адрес проправительственного лагеря, был тем более опасным, что революционная ситуация в стране действительно находилась на грани взрыва. Сходки и демонстрации становились всё активнее и организованнее. По рукам студентов, а от них дальше в читающие массы вовсю ходила призывающая к бунту газета «Земля и воля». Революционеры, чутко улавливавшие общественные настроения, уже решили для себя вопрос о возможности террора. 24 января 1878 года Вера Засулич выстрелила в петербургского градоначальника генерала Ф. Ф. Трепова и вскоре была оправдана судом присяжных в составе девяти чиновников, дворянина, купца, свободного художника. Летом того же года бывший подпоручик С. М. Кравчинский, только что вернувшийся из итальянской провинции Беневенто, где едва избежал казни за участие в восстании бакунистов, среди бела дня зарезал (кинжалом, в итальянской манере) в центре Петербурга начальника Третьего отделения и шефа жандармов генерала Н. В. Мезенцова, после чего спокойно покинул место преступления и уехал в Швейцарию, предварительно написав брошюру о мотивах своего поступка.

[41]

Агенты охранного отделения доносили, что революционеры уже вовсю готовят покушение на самого государя императора. Правительство было на грани паники и в этом состоянии опубликовало призыв к русскому народу помочь в борьбе с революционным движением.

Этот беспомощный шаг, способный вызвать лишь волну доносительства, самосуда и, в ответ, дальнейший рост радикальных настроений, возмутил Менделеева глупостью и слепотой тех, кто призывал к борьбе со злом, не видя и не понимая его истинных корней. Особенно ненормальным ему показалось намерение правительства бороться с революцией при помощи запретов, цензуры и «тайных мер». Не желая сознавать, что он и так ходит по лезвию ножа, Менделеев послал в «Голос» статью «Отклик на призыв», с помощью которой попытался искренне и терпеливо объяснить правительству его заблуждения. Но в результате из-под его пера появился текст более оглушительный, чем любая прокламация. Правда, никакая партия и даже заметная группа людей за этой прокламацией не стояли — за ней был один Дмитрий Иванович Менделеев:

«Если бы мне захотелось вступить в борьбу с учением, породившим зло, я бы должен был узнать сущность этого учения. Но книги, излагающие его, — тайны запрещенные. Чтение этих книг ведет в тюрьму… Так устраняются здоровые, преобладающие, явные и действительные силы русского общества. Пора заменить тайное расследование явным общественным судом и гласностью. Доверие к этим силам неизбежно для правильности дальнейшего роста общественного и государственного сознания в русском народе. Судят за чтение тайных книжек. А судить следует только за неправые дела. Верования, понятия, книжки и слова должны быть свободны, как воздух. Иначе всё может расшататься, и тайные меры тогда не помогут…»

Редактор «Голоса» А. А. Краевский совсем уж готов был напечатать этот материал, но в последний момент снял с полосы — послушался внутреннего цензора. Однако «где следует» статью конечно же прочли. Наверное, с этого времени Менделеев становится объектом секретного наблюдения, которое продолжалось до самого конца его университетской деятельности. Слежка в ту пору была установлена за многими профессорами, но компромат на Менделеева искали с особым рвением.