Менестрель

— Спасибо, — сказала она Уилле. — Благодарю тебя — ты была мне подругой.

Уилла покраснела. Ее глаза затуманились слезами.

— Госпожа, я буду скучать по вам.

— Я тоже. — Линнет подошла к стоящему на комоде ларцу и извлекла оттуда несколько драгоценных украшений, в том числе жемчужное и аметистовое ожерелья. Она протянула их Уилле.

— Вот, возьми. Зашей их себе в платье. Если когда-нибудь будешь испытывать нужду, продашь их. Я также дам тебе письмо, подтверждающее, что действительно подарила их тебе. Никто не сможет обвинить тебя в воровстве.

Уилла трясущимися руками взяла драгоценности.

— Вы слишком добры.

— Невозможно достойно вознаградить за подобную преданность, — ответила Линнет. Ее голос охрип от избытка чувств. Уилла рисковала собственной жизнью. — Я не позволю тебе выйти отсюда без них. К тому же, — печально добавила она, — мне они больше не понадобятся.

— Вы можете взять их с собой, — предложила Уилла. — Вы могли бы сбежать и использовать вырученные за них деньги. А позже можете встретиться с вашим Робином.

— Я не могу и дальше бесчестить отца, — возразила Линнет. — И сестрам лишний позор ни к чему.

Девушка старалась говорить решительно. Она должна быть решительной. Она уже причинила столько вреда своей семье и Робину. Всем, кого любила. И ради чего? Ради прихоти? Ради сиюминутной мечты? И все же в ее жизни были эти несколько часов, сказала себе Линнет. Несколько волшебных мгновений, которые останутся с ней навсегда, но так и не станут реальностью.

— Тебе пора, — сказала Линнет, понимая, что еще чуть-чуть — и от ее решимости ничего не останется. Ах! Как же ей хотелось вновь ощутить то волшебство. Его нежные руки, его жгучие поцелуи. Грудь Линнет заныла от невыносимой боли: она не знала, сможет ли хоть когда-нибудь погасить в себе эту дикую, выжигающую душу тоску.

Уилла спрятала драгоценности за корсаж платья.

— Я сохраню их для вас, госпожа, — пообещала она, открывая дверь. Теперь каждое их слово могли подслушать. — Позже я принесу вам ужин.

Остаток дня тянулся бесконечно. Линнет провела большую часть этого времени у окна, разглядывая внутренний двор, завидуя людям, свободно въезжавшим и выезжавшим из замка. Суждено ли ей еще хоть когда-нибудь свободно скакать верхом, гулять по лесу, петь?

Линнет сражалась с поглощавшим ее тихим отчаянием. Единственное, что ее утешало и ободряло — это надежда на возможное освобождение Робина. По крайней мере, он может быть по-прежнему жив.

Она не заплачет. Теперь у нее есть воспоминания. Воспоминания, которых раньше не было.

Линнет неподвижно смотрела, как солнце скрылось за горизонтом, и на зеленые холмы легли темные тени. В небе загорелось несколько звездочек, но большая их часть осталась скрыта за быстро плывущими по небу облаками. Она молилась о дожде. В такую погоду никто не обратит внимания на закутанного в плащ с ног до головы человека. К тому же непогода скроет следы исчезнувшего всадника.

Сколько же прошло времени? Уилла собиралась дождаться поздней ночи, когда у стражников начнут слипаться глаза.

Девушки уже обсуждали возможность подсыпать в вино какое-нибудь снадобье, но у них не было возможности достать безопасное зелье. Может, самого по себе вина хватит, чтобы достичь задуманного. Только вот, возьмет ли его Джон?

Скорее всего, возьмет. Ее отец никогда не отличался строгостью. Он нечасто наказывал своих слуг, хотя ее мать нередко ставила ему это в укор. Ссориться лорд Кленден ненавидел. Обычно он просто закрывал глаза на чужие проступки и делал вид, что ничего не произошло. То, что на сей раз отец поступил по-другому, лишний раз доказывало, как сильно он разозлился и разочаровался в ней.

Линнет сцепила пальцы рук. Еще час. «Матерь божья»… Как же ей это вынести — ведь каждая минута кажется днем?

***

Пол в темнице был сырым и холодным. Конечно, Дункану случалось бывать в местах и похуже, так что уснуть он мог где угодно. Но не сейчас.

Уилла обещала вернуться. Выполнит ли она свое обещание? Позволят ли ей это сделать? А Линнет? Дункан еще раз произнес это имя, и ему понравилось, как оно звучит. «Мэри» тоже неплохо, но оно ей совсем не подходило. Вот «Линнет» — то, что надо. В этом имени было некое изящество, которое невозможно скрыть.

И что теперь? Он угодил в собственную ловушку. У него при себе нет даже личного кольца с печатью Уортингтонов. Дункан-то опасался, что оно может его выдать. Ох, лучше бы он не осторожничал! Не так уж он и умен.

Чего же больше в его авантюре: стремления исполнить клятву, данную матери, или же желания избежать всякой ответственности? Он отдавал приказы солдатам с девятнадцати лет и не смог бы припомнить ни единого дня, проведенного в праздности… до прошлой недели.

А теперь кто-то другой — кто-то любимый им, это Дункан точно знал — расплачивается за эти мгновения. Остальных тоже могут наказать, включая и юную служанку.