Меньшее зло

Улыбка не исчезла с пергаментного лица и после того, как за посетителем закрылась дверь. Старик явственно представлял себе, как генерал, отгородившись от водителя звуконепроницаемым стеклом, орёт в телефонную трубку, требуя немедленно поднять и доставить к нему все материалы по — как её, черт! — по флорентийской петле. И по этой… По александрийской схеме. И ещё книгу Бжезинского.

Пусть поищут. Это невредно. Никакой александрийской схемы не существует. Зато есть любопытная интрига, использованная впервые незадолго до битвы при Гастингсе и ещё несколько раз впоследствии, причём она постоянно совершенствовалась. Некоторые элементы её вполне возможно применить и сегодня.

Интерлюдия

Паоло-неудачник

Написано в книге пророка Иезекииля:

«И поднимут плач о тебе и скажут тебе: „Как погиб ты, населённый мореходцами, город знаменитый, который был силён на море, сам и жители его…“.

Паоло был румяным пузатым человечком с весёлыми чёрными глазками. Его истинное положение в английской церковной иерархии нам доподлинно не известно, да и современникам тоже было понятно не вполне. Он состоял при архиепископе Кентерберийском и очень не любил епископа Лондонского, отвечавшего ему тем же.

Епископ считал итальянца ни к чему не пригодным бездельником, о чём говорил в открытую, нимало не заботясь о том, чтобы хоть чуточку понизить голос. Паоло же, в свою очередь, нашёптывал кому надо, что одну из высших церковных должностей никак не пристало занимать мужлану, коему впору свиней пасти.

Архиепископ держал нейтралитет, не желая ввязываться в склоку. Дел хватало и без этого. Он был нормандцем, посаженным на место самим великим герцогом Вильгельмом, и интересы Нормандии считал превыше всего.

— Огнём и мечом! — вопил епископ Лондонский, наливаясь дурной кровью. — Огнём и мечом! Только так государь сможет отстоять принадлежащее ему по праву!

— Сила государя в мудрости, а не в мече, — вкрадчиво улыбался Паоло. — Военная фортуна переменчива, разум же, дарованный человеку Господом, всемогущ. Единственно разумом и благоволением Господним куётся победа.

Архиепископ помалкивал.

В то далёкое время сын Кнута-датчанина уже уступил трон нормандскому выкормышу принцу Эдуарду, прозванному Исповедником. Королём его сделал могущественный граф Годвин, от имени герцога Нормандского державший в страхе всю Англию.

Некоторое время граф размышлял, кого короновать — Эдуарда или его брата Альфреда. Потом выбрал Эдуарда. А чтобы расчистить Эдуарду дорогу, граф заманил подложным письмом Альфреда в город Гилфорд, напоил его гвардию и удалился в опочивальню, отдав перед сном кое-какие распоряжения. К утру шестьсот солдат Альфреда со связанными руками были выстроены на городской стене. Там их пытали огнём и железом, а затем прикончили, пощадив лишь каждого десятого. Оставленных жить продали в рабство, а несчастного Альфреда раздели донага, привязали к лошади и в таком виде отправили в городок Или, где, повинуясь очередному указанию графа Годвина, палач вырвал принцу глаза.

Так умер принц Альфред, а его брат Эдуард стал королём Англии.

Нормандский герцог Вильгельм был доволен. Ещё бы! Эдуард начал менять старые английские законы на новые нормандские и даже стал скреплять государственные документы печатью наподобие нормандской вместо того, чтобы, по варварской саксонской традиции, ставить на них крест. И он пообещал герцогу, что назначит его своим наследником и отдаст всю Англию.

А вот графу Годвину, делателю королей, пришлось несладко. Слишком силён был граф. Настолько силён, что мог вполне и сам претендовать на трон. Это многих беспокоило.

— Захватить замок Годвина! — неистовствовал епископ Лондонский. — Сжечь дотла! Вместе с ним и его выродками! Огнём и мечом!

— Не надо, — мягко настаивал монах Паоло. — Не надо войны. Я пойду к королю Эдуарду. Если он примет мой совет, мы никогда не услышим о графе Годвине, да упокоит Господь его душу.

Прозвище «Исповедник» король Эдуард заслужил за то, что любой данный монахами совет принимал к исполнению, считая его прямым Божьим указанием. Да и благодарность вовсе не была ему свойственна.

Выслушав Паоло, король вызвал графа в Лондон, приказал арестовать, заковать в цепи и судить за убийство своего любимого брата Альфреда. За подобное преступление в то время полагалось повесить человека за шею, ещё живого и дёргающего ногами выпотрошить, как цыплёнка, после чего разрубить на четыре части всё, что останется.

Паоло торжествовал. Он обеспечил герцогу вечную и безоблачную власть над Англией. Отныне от английского трона герцога отделяют лишь день казни графа, да несколько капель из заветного флакона, незаметно добавленные в кубок Эдуарда. А ещё он унизил хама-епископа, доказав, насколько тонкая итальянская интрига выше тупого размахивания мечом.

Но получилось по-другому.