Меньшее зло

— Илларион Георгиевич, — представился пассажир. — Можно просто Ларри. Приношу вам свои извинения за доставленные неприятности. Я слишком поздно узнал, что вы знакомы с нашим другом Фёдором Фёдоровичем. Я специально прилетел вместе с ним, чтобы извиниться лично. Хотя и понимаю, что никакие извинения, тем более деньги, не могут загладить причинённый вам вред. А только такая встреча, как сегодня, когда мы, мужчины, можем посмотреть друг другу в глаза, и я, от своего лица и от лица своих товарищей, признаю совершенную непростительную ошибку. Я хочу, чтобы бокалы, которые мы сейчас поднимаем, обозначили первый и искренний шаг к примирению.

Вино было отменным, и время пролетело незаметно.

Перед самой посадкой Ларри сказал:

— Мы решили все вопросы. В Питере вам сделают предложение. Оно состоит в том, чтобы вы перешли на работу в Балтийское пароходство. У вашего начальства, да, не скрою, и у нас тоже, есть там интересы, и нам хотелось бы иметь возможность иногда напрямую обращаться к кому-нибудь из руководства. Лучшей кандидатуры, чем вы, нам не найти.

Вот этого самого Ларри и его партнёра, легендарного Платона, Илья Игоревич и поджидал, выдернутый из руководящего кресла ночным звонком с самого верха, спешно проинструктированный и отправленный в важную и сверхсекретную командировку на Кавказ.

Он не увидел, как именно появился Ларри. Просто сплелись в плотную ткань лучи света и полоски темноты, сгустились мечущиеся тени, непрозрачное облако перекрыло звёздные точки за стёклами окон, будто расправил крылья оказавшийся рядом нетопырь. И возникла фигура в свитере грубой вязки, с топорщащимися усами, ранней сединой и ласковым тигриным отсветом жёлтых глаз.

— Здравствуйте, Илья Игоревич, — прозвучало с сильным акцентом, — с приездом. Устали с дороги? Сейчас принесут чай. Садитесь поближе к огню. Не лето. Вам наверху постелили. Там тепло. Мы сейчас поговорим. А потом пойдёте отдыхать. Присаживайтесь. Я знаю, вам предложили серьёзную позицию в администрации, — продолжил он, когда Илья Игоревич опустился в кресло у камина. — Чтобы вы не упрекнули нас в неискренности или ещё в чём-то, скажу сразу, что к этому предложению мы отношения не имели. Но считаем его правильным и будем искренне рады, если вы сочтёте возможным его принять. Я откровенно скажу вам, Илья Игоревич, мы полностью поддерживаем Федора Фёдоровича. Платон Михайлович и я — мы отвечаем за то, что Кавказ проголосует за него. Так и будет. Но мы не собираемся после этого просиживать штаны в приёмных, напоминая о былых заслугах. У президента свои дела, у нас — свои. Более того, по известным причинам, за нами тянется длинный хвост не очень приятных историй. Мы выбираем президента не на год и не на два. Мы вообще не президента выбираем, а будущее страны. И мы бы не хотели компрометировать это самое будущее ненужными связями с неправильными людьми. Вы должны понимать, Илья Игоревич, что нам от власти, которую мы сегодня ставим, мало что нужно. Мой товарищ и я — мы сами можем сделать не меньше, чем покойный Иосиф Виссарионович, только без крови. Он кровь проливал, потому что у него, кроме крови, ресурса не было. А у нас деньги есть. Это посильнее крови будет. Но, с другой стороны, власти много что может понадобиться от нас. И нужен будет способ это передать. Так что, Илья Игоревич, ваш приезд сюда мы рассматриваем как серьёзный шаг по налаживанию будущих конфиденциальных отношений. Я понятно объяснил?

Илья Игоревич кивнул, изучая непроницаемое лицо Ларри. За прошедшие годы он сильно изменился — соломенно-жёлтые волосы стали почти белыми, по щекам протянулись глубокие вертикальные морщины, лихие усики джигита превратились в густые усы аксакала. Только глаза весёлого тигра-людоеда, жёлтые, с зелёными искрами и маленькими точками зрачков, не реагирующих на чередование света и тени, остались прежними.