Меншиков

И Шереметеву дается приказ: «Идти и осадить Дерпт, чтобы не пропустить случая, которого после найти будет нельзя».

Фельдмаршал Огильви с другой частью армии в это время осадил Нарву. «Шумел там, — как Петр говорил, — но пока что не сильно».

Огильви принадлежал к числу таких военачальников, которые, будучи уверены, что все нынешние войны обязаны развиваться по тем же канонам, что и прежние, подробно описанные в военных историях, мысля новые войны как повторение прошлого, плотно закрывали глаза на появившиеся позднее боевые приемы и новые формы боевых операций. Но известно, что новое непреложно вторгается в жизнь. Вынужденные в таких случаях волей-неволей принимать это новое, они занимались приращением нового к ранее существующему, тщательно растворяя его в старом, известном. Новое учит: «Нельзя успешно наступать, если сила сопротивления врага не парализована более или менее внезапными действиями». «Чепуха! — отмахиваются они. — Классические примеры сражений — это битвы с открытым забралом!»

И когда таких генералов «внезапно», «по-новому», били, они с редчайшим упорством продолжали оправдывать свои действия, приводя известные им примеры, опять-таки из военной истории.

Какая бы неудача их ни постигала, они не изменяли своего поведения, будучи твердо уверены, что в следующий раз дело пойдет на лад, — непременно!

Таков был иноземец фельдмаршал Огильви.

В качестве «государева ока» при нем состоял Александр Данилович Меншиков.

Дерпт был взят в начале июля, и Петр тут же после взятия крепости помчался к Нарве. Туда же приказал подтянуть и армию Шереметева.

— Как Огильви? — первым делом спросил он, приехав.

— Да как тебе сказать, мин херр… — Данилыч слегка развел руками. — Всё по часам… И встает, и завтракает, и обедает, и спит среди дня. И работает по часам… И на каждый шаг, — улыбнулся, потер шею, — пример из истории… Если бы он командовал немцами, — пожал плечами, — может быть, и вышел бы толк…

Петр нахмурился:

— А что, нашим порядок не нужен?

— Я не против порядка, мин херр, — Меншиков мотнул головой, поднял кулак. — А дерзость? А лихость? А военная сметка да хитрость?.. — Расширил глаза. — Они что, мин херр, нам не надобны?!

Данилыч оперся на стол.

— А где они у него, у этого дарового фельдмаршала? Ведь в книжках-то еще про каждую Нарву не пропечатано!..

— Лихость да хитрость, — это наше дело, — бурчал Петр, вбивая свою громадную ногу в несокрушимый сапог. — Ни-че-го-о, пусть порядки наводит по военным наукам да правилам.

Встал, разминая, ноги, прошелся по горнице.

Петр понимал, что «дерзость, лихость, военная сметка да хитрость», о чем сейчас вот так горячо рассуждает Данилыч, могут вносить смятение в ряды неприятеля, подрывать дух даже у самого упорного, злого врага… Но преклоняться перед этими способами выигрыша сражений, как это сквозит у Данилыча, все-таки не приходится. Все эти приемы хороши в свое время, в своем месте и в своей боевой обстановке. А строить только на них планы больших операций — нельзя.

— Так что диспозиции, планы, — выговаривал Петр, словно очнувшись, встряхнув головой, подходя вплотную к Данилычу, — тоже, мин брудор, надо уметь составлять!.. А этого-то у нас как раз недочет. Пусть Огильви их составляет, а мы подправим, коли надобно будет. Науку… — взял поданный Данилычем гребень, принялся раздирать им свои густые, сбитые волосы, — науку нам, Данилыч, корить не приходится.

— Опять не то, мин херр. — Меншиков поднял с полу мокрые, смененные Петром портянки («портнянки», — невольно вспомнилось ему, как по-французски называл их Огильви), бросил их в угол, — я про то, что сейчас, например… вот сейчас, — поднял палец, — можно такую хитрость придумать…

— Какую?

— Пленные показывают, — начал Данилыч, — что нарвский комендант с часу на час ожидает помощи шведского генерала Шлиппенбаха, который, как они полагают, с тремя тысячами солдат стоит около Везенберга.

Петр сел.

— Я, мин херр, ходил с драгунами по Везенбергской дороге — и, ей-ей, — прижал пальцы к груди, — на тридцати верстах-ни одного шведа не встретил!

Наклонив голову, Петр внимательно слушал.

— Значит, — докладывал Меншиков, — ежели завести кружным путем на Везенбургскую дорогу наших солдат, одетых в шведские мундиры, и двинуть их оттуда под Нарву — вроде идет Шлиппенбах на выручку крепости — да отсюда, на виду у нарвского гарнизона, двинуться на этого «нашего Шлиппенбаха» для отражения… А под самой Нарвой посадить засаду, преображенцев. к примеру… Чуешь, мин херр?

— Добро-о! — протянул Петр, осклабясь. — Под Нарвой, стало быть, фальшивый бой учинить? Выманить Горна из крепости на подмогу своим? — Хлопнул себя по коленкам. — Добро!..

— А как выйдут, мин херр, наша засада у Нарвы им обратный ход и прикроет…

От удовольствия Петр крепко тер руки.

— Ей-ей, брудор, добро!.. Подмигнул:

— Та-ак… Стало быть, я за Шлиппенбаха пойду, ты будешь меня «отражать», а около Нарвы, в садах, мы Ренне посадим с драгунами!

Вскочил, обнял Данилыча, завертел…