Меншиков

Помочь нужно было пехоте — теперь же, немедля!.. И Меншиков, выполняя приказ Шереметева, «пошел на охват». Тысячи коней его корпуса шли полной рысью, намётом, гоня перед собой неприятельские арьергардные части. Навстречу выскакивали мелкие конные группы, но, встречая массу бешено скачущих конников, карьером поворачивали назад. Успех охвата всецело зависел от быстроты…

И маневр удался. Правый фланг шведской армии был надежно, глубоко охвачен. Стремительной лавой корпус Меншикова обрушился на кавалерию шведов, и их воля к победе была сломлена начисто. Дрогнул противник, начал пятиться, потом беспорядочно отступать, сея расстройство и самое страшное — панику. В этот момент пушечное ядро разбило походные носилки Карла. Это внесло в ряды шведов еще большую панику. Сам Реншильд кричал вне себя:

— Пропала наша пехота! Спасайте короля!..

На скрещенных пиках Карла подняли над войсками.

— Шведы! Шведы!.. — кричал король, размахивая шпагой, стараясь остановить бегущих солдат.

Но… было уже поздно.

Разрозненные части шведской армии «метались по полю, подобно кораблю, разбитому бурею», как писал после Петр, бросали оружие, бежали, сдавались…

К одиннадцати часам со шведской «непобедимой» армией под Полтавой было покончено.

Много известных шведских генералов было взято русскими в плен: Реншильд, Стакельберг, Шлиппенбах, Гамильтон, принц Максимилиан Вюртембергский… Когда их представили Петру, он принял принца Максимилиана за короля, а узнав, что ошибся, воскликнул:

— Неужели-таки я не увижу сегодня брата Карла?! Ему принесли разбитые носилки короля.[24]

— Стало быть, он убит?! — воскликнул Петр.

Тут же никто ему ответить на это не мог. Вскоре, однако, стало известно, что Карл успел спастись бегством.

После благодарственного молебна, отслуженного на поле боя, Петр пригласил своих соратников на пир, устроенный в особых, громадных шатрах; приглашены были и пленные шведы — генералы и многие офицеры. Во время пира Петр собственноручно вручил Реншильду его шпагу, похвалив при этом фельдмаршала за храбрость и верное исполнение своего долга. Возвращены были также шпаги и прочим военнопленным, приглашенным на пир.

— Господа! — обратился Петр к шведам. — Брат мой Карл приглашал вас на сегодня к обеду в шатрах моих, но не сдержал своего королевского слова; мы за него исполним это и приглашаем вас с нами откушать.

Подняв кубок, Петр провозгласил тост:

— За здоровье наших учителей!

— Кто же эти учителя? — спросил красавец Карл-Густав Реншильд, изумленно приподняв соболиные брови.

— Вы, господа шведы! — ответил Петр, весело улыбаясь.

— Хорошо же вы, ваше величество, отблагодарили своих учителей! — произнес шведский генерал-фельдмаршал, невесело покачав головой.

18

Карл едва не попал в плен. Драбант Брадке посадил его на свою лошадь. Положивши больную ногу на шею коня, король предоставил другим спасать его от смерти или от плена.

— Что теперь делать? — спрашивает он Левенгаупта.

— Отступать к багажу, — советует тот.

Но отступление было уже немыслимо. Происходило беспорядочное бегство разбитого шведского войска. Офицеры солдатам, солдаты друг другу кричали: «Стой!» — и… бежали.

Под королем убивают лошадь, он пересаживается на другую и под обстрелом русских продолжает скакать. В первом часу пополудни он достигает обоза.

Быстрая верховая езда разбередила рану.

— Снимите меня с лошади, — шепчет король побелевшими губами. — Посадите в коляску… я не могу…

Его вносят в шатер.

— Где мои генералы? — спрашивает он, морщась от боли.

— В плену у русских, — отвечают ему. — И Стакельберг, и Гамильтон, и принц Максимилиан Вюртембергский…

— В плену у русских! — восклицает король. — Да это хуже, чем у турок! — Приподнимается на локте. — Вперед!.. — и падает в обморок.

— Он бредет, — шепчет Левенгаупт Гилленкроку.

В палатку и из нее входят, выходят, толпятся у изголовья кровати.

— Дайте воздуха! — волнуется лейб-медик Зюсс. — Отойдите от входа! — бесцеремонно осаживает он генералов.

Поспешно ходит Мазепа. Медлить невозможно. Никто в побежденном стане не имеет такого повода страшиться, как он, Мазепа. Русские могут нагрянуть с минуты на минуту, и тогда… От одной мысли об этом у Мазепы кровь леденеет.

— Ваше величество, — надрывно выдыхает он, на ходу отстраняя лейб-медика, уже что-то прикладывающего ко лбу и вискам короля, — ваше величество, — прерывающимся голосом повторяет Мазепа, протягивая к королю тощие влажные руки, похожие на куриные лапки, — необходимо тотчас, немедля, бежать… в турецкие земли…

— А?.. Что?.. — спрашивает Карл, как бы очнувшись от глубокого сна. — А почему не в Польшу?..

— В Польшу пробраться невозможно, — докладывает Мазепа, прижав обе руки к груди. — Одни русские силы будут тогда нас преследовать, а с другими у них за Днепром стоит Гольц!.. Нет, нет… Нельзя!.. Бежать степью в Турцию — только так! Через Днепр нас перевезут запорожцы, — они поклялись это сделать, ваше величество…

— А что вы советуете? — спрашивает Карл Левенгаупта.