Мент правильный

Внутри меня всё уже бурлило и кипело. Как я смогу посмотреть в глаза эти людям, если у меня ничего не получится или если мы не найдём девочку живой? Но сейчас я не мог сказать ничего другого.

Если есть на свете высшая сила, она просто обязана оказаться на нашей стороне. Даже если я стану творить сейчас жуткие вещи.

Чалый основательно спеленал сидящего Трубку. Тот, что называется, не мог даже с места сдвинуться. Семёну было плевать на необходимость естественных надобностей для пленника, и теперь от Трубки нестерпимо разило мочой.

Я вытащил кляп у него изо рта, склонился, чтобы тот смог получше меня разглядеть:

– Узнаешь?

Губы бандита тронула слабая ухмылка.

– Легавый? Это ты меня взял?

– Я.

– Понятно, – он закашлялся. – Дай воды, легавый. В горле пересохло.

– Я дам тебе не только воды, – пообещал я.

– Что тебе нужно?

– Из-за тебя похитили девочку. Если ты скажешь, кто это сделал, я дам тебе напиться. – Легавый, ты идиот?

– Слушай меня, Трубка! Или ты говоришь, кто за тобой стоит, или я превращаю твою жизнь в боль в прямом смысле этого слова.

– Не бери меня на понт, мусор! Не на такого попал.

– Все вы такие! – Я наотмашь врезал его по лицу.

Бил больно, но аккуратно, чтобы снова не вырубить Трубку, как это было в прошлый раз.

Голова преступника дёрнулась. Он облизнул рассечённую губу.

– Вижу, в мусарне ничего не изменилось.

– Жора, – Мишка тронул меня за руку.

– Погоди, – попросил я, – мы только начали разговор. И это только так… лёгкая разминка.

– Зря стараешься, легавый! – бросил Трубка. – Я тебе ни хрена не скажу. Неужели ты не понимаешь – как только я заикнусь об этих людях, мне придёт крышка. Они из вашей долбаной камеры меня вытащили. Думаешь, им составит большого труда в камере же меня и кончить? Нет, я себе не враг! Так что брось свои уговоры, мусор. На меня они не подействуют. Можешь лупить аж до посинения – ничего, мне через такое уже приходилось проходить и не раз. Я вытерплю. А тебя потом наши же на перо посадят.

– Ты всё сказал? – насупился я.

– Всё, – хмыкнул он.

– Знаешь, а твоя идея насчёт пера не такая уж плохая. Миша, – позвал я.

– Что? – угрюмо откликнулся друг.

– У тебя была финка – я видел. Дай её, пожалуйста, мне.

Михаил подал мне ножик, который, как и многие, носил за голенищем сапога.

Я поднёс нож к лицу бандита, и увидел, как побледнели его глаза.

– Хочешь, я начну резать тебя на куски? Или просто ткну сюда. – Я приставил кончик лезвия к зрачку бандита, и тот невольно подался назад. – Хочешь? А ещё я могу засадить тебе нож в ногу и проворачивать его до той поры, пока ты мне свою родословную не изложишь.

– Ты не сделаешь это! – испуганно произнёс Трубка.

Было видно, что он сдрейфил, но пока ещё держится.

– Уверен? – хмыкнул я и замахнулся ножом, намереваясь выполнить обещания и засадить финку в его ногу.

Трубка зажмурился.

Внезапно, мою руку перехватили. Я обернулся – это был бледный как мел Миша.

– Жора, ты что творишь?!

– А ты не видишь? – с яростью бросил я.

– Жора, так нельзя. Мы – работники уголовного розыска. Я не позволю тебе его пытать!

– Не дури, Миша! – попросил я. – Не дури. Как друга тебя прошу! Из-за этого гада может погибнуть дочка Чалого. Если эта падаль не желает с нами говорить по-хорошему, я заставлю его развязать язык любым способом! И, если понадобится марать об него руки, я их вымараю до плеч – будь уверен, Миша!

– А я тебе не позволю, – Михаил встал между мной и Трубкой. – Если хочешь пытать – пытай, но сначала тебе придётся убить меня.

– Мишка, твою мать! долбаный гуманист! Ты чего! – Я взъярился. Происходящее меня просто бесило, выводило из себя. – Думаешь, мне самому это нравится? Человек может погибнуть, а ты здесь в милосердие играешь!

– Это не милосердие. Это закон. А мы с тобой комсомольцы. Если станем калечить и пытать людей – чем мы тогда лучше тех, с кем боремся? – запальчиво выкрикнул мне в лицо Миша.

– Миша, уйди, – попросил я. – Уйди, пожалуйста. Если тебе противно на это смотреть – топай на улицу. Я всё сделаю сам.

– Хрен тебе, Жора! Я этого не позволю.

Его револьвер оказался уставленным на меня.

Я горько усмехнулся:

– Твою ж мать! Да что за жизнь такая пошла! Уже второй раз свои же на меня револьверы направляют.

– Прости, Жора. Я не могу иначе! – жалобно, но при этом твёрдо сказал друг.

– Дурак ты, Миша! – сплюнул я. – Надо было переиграть – тебя с трупом оставить, а Чалого взять с собой. Не ожидал, что ты у нас такой мягкотелый.

– Это ты дурак, Быстров! И дурак вдвойне, если считаешь меня мягкотелым. Если понадобится стрелять в него, – он кивнул на Трубку, – я выстрелю не задумываясь, как это произошло недавно с тем типом у тебя на глазах. Тогда я находился в своём праве. Но пытать арестованных – это перебор, Жора. Мы советские люди, комсомольцы – нам нельзя превращаться в зверей!

– Господи! – обессиленно простонал я, хотя чувствовал справедливость Мишиных слов. – И что нам тогда делать? Трубка ни слова не скажет – он боится тех, кто у него за спиной.