Ментакль

  Звякнули над головой ампулы, потом ещё раз. Хрустнуло стекло. Я ожидал тычка иглой куда-нибудь в руку, но нет. Наверное, подкололи лекарство напрямую в бутылочку капельницы, и такое я уже видел раньше.

  - Это довольно долгий разговор, - ответил Горбунов. - Не сейчас. Пока мы должны протестировать твой молодой цветущий организм, обладающий интересными нам талантами. А потом уже и поговорим.

  Боярский хмыкнул.

  Я почувствовал, что снова... нет, не засыпаю - впадаю в какое-то странное забытье, стою на границе между сном и явью, но не могу сделать ни шагу в одну из сторон. Боярский шагнул в сторону, потянул на себя мою койку. Она довольно легко покатилась на него, проехав мимо стула с подполковником. Тот, впрочем, тоже встал и начал помогать катить меня по палате, потом открыл широкие двойные двери, как раз и рассчитанные на перевозку таких вот, как я.

  Каких? Как я. Чёрт его знает, что здесь происходит. Зачем и почему.

  Бутылка капельницы вместе с прозрачной трубкой болталась над головой, я покосился назад: монитор тоже никуда не делся, он не на стене висел, а на спинке каталки.

  - В тренировочный? - коротко и непонятно осведомился Боярский.

  - Давай к третьему терминалу. Там удобнее.

  Что удобнее? Кому? Я и так ничего не понимал, а теперь это ощущение ушло куда-то в минус. Ну, к терминалу так к терминалу, надеюсь, хотя бы не в космонавты меня готовят.

  Коридор я толком не рассмотрел. Стены и стены. Лампы пунктиром над головой. Потом с шумом открыли ещё двери, закатили меня в непонятное помещение. Насколько я мог рассмотреть в полусне, лежа лицом вверх, какая-то лаборатория, но уже не медицинского, а сугубо технического свойства. Здесь и пахло уже не больницей, а нагретой изоляцией, пластиком и резиной. И ещё - почему-то - невнятно-цветочным ароматом, словно распылили дешёвый освежитель для туалетов.

  - Давай его туда, - буркнул Горбунов. - А я за пульт.

  Каталку развернуло в лихом полицейском развороте, меня слегка тряхнуло - похоже, койку упёрли в стену рядом с массивной стойкой сложной компьютерной системы, с кучей проводов, мигающих индикаторов и кнопок. Изнутри стойки довольно громко гудели вентиляторы охлаждения.

  - Монитор? - осведомился подполковник.

  - В пределах нормы.

  - Давай датчики.

  Боярский, отпустив поручень каталки, нагнулся и достал откуда-то из низа стойки толстый пучок проводов, перехваченный по всей длине пластиковыми креплениями. На конце этого удава провода расходились в стороны, заканчиваясь резиновыми пятачками присосок. Цвета резинок были разными - несколько красных, два чёрных, остальные зелёные. Весь этот набор неживых щупалец обвис у него в руке, но ненадолго. Майор поднёс связку к моей голове и начал деловито цеплять присоски на лоб, виски, шею, за ушами. Две чёрных, насколько я видел, примостились на груди, чуть выше сосков.

  Во всем этом была какая-то система, но понять её мне не удалось.

  - Готово.

  - Следи за монитором, - откликнулся Горбунов. - Парнишка любопытный для наших целей, хоть и сволочь. Подонок, как раньше говорили.

  Я открыл рот, чтобы возразить, но уже не смог. Всё пропало: лаборатория, мешающие смотреть провода на лице, задумчивый Боярский, глядящий надо мной на монитор.

  Серый туман, плотный, непрозрачный - даже в шаге не увидеть ничего. И я шёл сквозь него, медленно, но не останавливаясь ни на секунду. Поднять ногу над твёрдым, но невидимым чем-то, опустить, поднять вторую, опустить. Шаг за шагом, вперёд и только вперёд.

  Поверхность под ногами казалась неровной, как будто я шагаю по уложенной великанскими камнями брусчатке. Или по арбузам-рекордсменам. Или... по чьим-то головам.

  От последней мысли, вялой и снулой как дохлая рыба, мне стало на мгновение неуютно, но это быстро прошло.

  - Дерьмовый ты человечишко, - прозвучало где-то в глубине тумана. - Сволочь. Правы эти уроды из Агентства. Мне их любить причин нет, но и ты дрянь какая-то. Друга слил, отчима напугал до усрачки, мать вон до жёлтого дома довёл. И это я ещё молчу, что с чужой женой ради бабла живёшь.

  Здрасте, приехали!

  Я попытался разозлиться, но внутри меня клубилась такая же неопределённая пустота, как и вокруг. Неведомое серое нечто. Никаких эмоций, ноль чувств, сплошное серое зеро.

  - А ты кто есть-то? - наконец осведомился я. Собственный голос звучал устало, блёкло, будто меня обернули в плотный слой ваты да так и забыли на пару веков.

  - Я связь миров, повсюду сущих, я крайня степень вещества; я средоточие живущих, черта начальна божества...

  - Державин, - ответил я. - Гаврила, стало быть, Романыч. Хороший стишок, мощный, хотя и звучит нынче старомодно.

  Никто не отозвался. То ли я сам с собой беседовал, то ли не счёл меня собеседник достойным продолжать беседу.

  Туман остался позади. Теперь я шагал по снегу, присыпанному хлопьями пепла, почерневшему местами. Так бывает, когда недалеко произошёл пожар. Всё уже потушили - или само догорело дотла - но следы вокруг ещё долго видны, пока не укроет новым снегопадом или не зальёт внезапным дождём в оттепель.