Ментакль

  Он вернулся за стол, одернул пиджак - тоже серый, как при первой встрече, но гораздо дороже на вид, достал откуда-то из выдвижного ящика пульт и решительно направил его на телевизор. Экран мигнул, ожил. Горбунов переключил сигнал на флешку - она заранее была вставлена, эти люди всё делают заранее.

  - Так это... Подписку могу дать, - пискнул я, поглядывая на экран. Пока ничего интересного, черная заставка с надписью "Агентство П. Управление координации".

  - И что нам ей подтереть? - не глядя на меня, устало спросил Горбунов. - Нам не бумажка нужна, а ты сам. Смирись. И чем быстрее ты сообразишь, что нет никакой обратной дороги и прежней жизни, тем лучше.

  Я ещё успел который раз удивиться, как у него изменилась речь, стоило выйти из роли туповатого директора небольшой фирмы, как началось кино.

  Объектив камеры опустился, показывая мне до боли знакомую вывеску "Небесная сенсорика". Я и по парковке узнал, где снимали, но здесь уже без вариантов - мой офис. Потом оператор двинулся дальше, открыл дверь, которую я строго-настрого велел круглосуточно сторожить охранникам, зашёл внутрь. Стол охраны, перевёрнутый стул, следы крови на полу - тонкая красная ниточка, уже подсохшая, багровая. Веером рассыпанные рядом листки каких-то документов, обломки мобильника, по которому как катком проехали, комната отдыха дальше по коридору, куда эта кровавая дорожка и уходила. На стенах пятна крови, в одном месте отпечаток ладони - тоже красный, у самого пола, будто раненый пытался схватиться хоть за что-нибудь, теряя силы. Из приоткрытой двери торчала подошва берца немалого размера, виднелся край штанины камуфляжных штанов над ней.

  - Охранник пытался добраться до телефона, - внезапно сказал до того молчавший оператор. - Или в окно уйти хотел, теперь уже и не скажешь.

  Камера не стала заглядывать внутрь комнаты отдыха, а поплыла дальше по коридору, в приёмную. Лера сидела за стойкой, откинувшись назад. На белом с сиреневым халате - обычной униформе моих помощниц - алели пятна пулевых ранений, жутковатые маки, приколотые к груди, животу и воротнику. Изо рта склонённой набок головы стекала страшной слюной струйка крови, пачкая шею.

  - Четыре выстрела в упор. Погибла на месте, - ровно сказал оператор. Таким тоном обычно просят передать соль за обедом.

  В моём кабинете всё было перевёрнуто, эмблема "Сенсорики" сорвана со стены и разбита уже на полу на несколько кусков, стол сдвинут в сторону, из шкафа выкинуты все папки с делами. Они кучей громоздились в углу. Кушетка перевёрнута неизвестно зачем - похоже, просто от злости, как дети иногда мучают животных - потому что могут, без какого-то рационального объяснения. Зеркальные вставки на стенах (фэншуй и эманации бизнеса, Кирилл Сергеевич!) расколочены вдребезги, неведомый варвар не пропустил ни одну.

  Вампир он, что ли, так ненавидеть зеркала...

  По дипломам на стене, похоже, стреляли как в тире. Разбитые стёкла, дыры от пуль на листах цветной бумаги с замысловатыми подписями никогда не существовавших деканов и ректоров, докторов психологии и академиков. Эту бутафорию, после того, что я уже увидел, было и вовсе не жаль.

  - Кто это всё сделал, вы? Ваши люди?! Зачем?

  - Да ну, бросьте, Кирилл Сергеич! Какие такие наши люди? Вы это всё и сделали - спятили от перенапряжения, или наследственность дурная сыграла, мама-то ваша того, ку-ку уже давненько. Взяли пистолет - он с вашими отпечатками в полиции уже лежит, во дворе нашли, - да и пошли громить свой же офис, убивать сотрудников. Дело нерядовое, согласен, но ничего особенно удивительного. Вы ещё и машину свою сожгли потом в лесу. Съёмок нет, но уж поверьте на слово.

  Как это он удачно на "вы" перешёл, страшненько всё прозвучало. До боли официально. Я закрыл лицо руками. Всегда казалось, что это какой-то театральный жест, живые люди так не делают, но это просто поводов раньше не было. А теперь вот появился, стараниями этих тварей.

  - И как же... Что же...

  - А ты в федеральном розыске теперь, парень. Прикинь, как забавно? И Центр - единственное место в стране, где ты можешь дальше жить и работать. С некоторыми ограничениями свободы, но на строгом режиме всё будет ещё хуже. О психушке я и не говорю. А здесь есть возможности. Тем более, ты просто не побывал в аппарате - для некоторых приглашённых это круче наркотика.

  У меня было ощущение, что ничего больше нет.

  Всё сломалось.

  Ни сил, ни направления, а только одна морская волна в шторм схватила как щенка за шиворот и то отпускает в штуку - вон он берег, ползи, обдирая руки и живот, то перестаёт баловаться и стягивает обратно, в пучину. Так однажды уже было в детстве, отец ещё был жив. Мы поехали в Лазаревское, и чёрт дёрнул меня, не умеющего плавать, на смешном надувном лебеде с дыркой для щуплого мальчишеского тела, в шторм сунуться в море. Всего-то балла три-четыре, взрослый человек успел бы выскочить на берег между волнами, а я вот завис между жизнью и смертью.

  И криков никто не слышал, хотя родители-то вот, метрах в пятидесяти, увлечённо играли в карты и пили противное кислое вино со случайными знакомыми.