Мэри, Мэри

Антонии Шифман.

Боюсь, ты подумаешь, что это письмо от твоей недоброжелательницы. На самом деле я твоя фанатка.

Знаешь, половина пятого утра — не самое подходящее время для прогулки блистательной актрисы, трижды лауреата «Оскара» и матери четверых детей. Наверное, это цена, которую нам приходится платить за то, что мы такие, какие есть.

В это утро я находилась рядом, чтобы показать тебе другую сторону богатой жизни в Беверли-Хиллз.

На улице стояла кромешная тьма, когда водитель подъехал, чтобы отвезти тебя «на место». Сколько жертв, которые никогда не оценят твои поклонники!

Я проскользнула в ворота за машиной и прошла за ней к подъезду. Вдруг у меня мелькнула мысль, что если хочу добраться до тебя, мне придется убить и шофера, хотя знала, что это не доставит мне никакого удовольствия. К тому же в тот момент я очень нервничала — дрожала, как былинка на ветру. Я сжала пистолет в руке и постучала водителю в окно. Спрятав оружие за спиной, сказала, что ты спустишься через несколько минут.

«Ладно», — буркнул он.

Знаешь, что забавно? Шофер даже не взглянул на меня. С какой стати? Ты суперзвезда, тебе платят по пятнадцать миллионов за каждый фильм. А я в его глазах всего лишь прислуга.

Мне казалось, я играю эпизодическую роль в одном из твоих фильмов, с одной разницей — я должна была затмить тебя в этой сцене.

Я понимала, что очень скоро мне придется совершить нечто очень драматическое. Шофер мог удивиться, почему я все еще стою рядом. Я не была уверена, что сумею на что-нибудь решиться, если он посмотрит прямо на меня. Но потом он взглянул — и все случилось само собой.

Я сунула пистолет ему в лицо и нажала на курок. Легкое движение, почти рефлекс. Через секунду он был мертв, абсолютный труп. Теперь я могла делать все, что угодно. Спокойно обошла вокруг машины, села рядом с водителем и стала ждать тебя. У тебя хороший, прекрасный автомобиль. Большой и удобный, с кожаными креслами, мягким светом, баром и дорожным холодильником, набитым всякой всячиной. «Антония, хочешь „Твикс“? Нет? Жаль».

Меня даже расстроило, когда ты появилась слишком быстро. Так хорошо было сидеть в твоем лимузине. Покой, роскошь, уют. Теперь я поняла, почему тебе нравится такая жизнь. Вернее, нравилась.

Даже сейчас, когда я это пишу, мое сердце бьется чуть быстрее.

Ты немного постояла у машины, прежде чем открыть дверь. В простой одежде, без макияжа — и все же потрясающе красивая. Ты не могла видеть меня и мертвого водителя сквозь зеркальное стекло. Но я тебя видела, Антония. Точно так же, как всю последнюю неделю. Я всегда находилась рядом, а ты и не подозревала, что я здесь.

Какая это была яркая, волнующая минута! Я в салоне твоего автомобиля. Ты снаружи, в ирландском твидовом костюме, такая близкая, домашняя.

Когда ты села сзади, я заперла двери и опустила разделявшую нас перегородку. Ты меня увидела, и на твоем лице появилось хорошо знакомое мне выражение. Я замечала его раньше — в твоих фильмах, когда ты притворялась, будто боишься.

Наверное, ты даже не поняла, что я испугана не меньше тебя. Меня трясло как в лихорадке. Зубы отбивали дробь. Вот почему я выстрелила в тебя молча.

Все произошло очень быстро, но меня это не расстроило. Для такого случая я припасла нож. Надеюсь, что тебя найдут не дети. Это зрелище не для них. Пусть они просто знают, что их мамочка ушла и больше не вернется.

Бедные детишки — Энди, Тиа, Петра, Элизабет!

Если мне кого-нибудь жаль, то только их. Бедные, бедные сиротки, оставшиеся без своей мамочки. Что может быть печальнее?

Я знаю нечто такое, что… Но это моя тайна, и я не собираюсь ее раскрывать.