Мэри Роуз

– Нет, – сдержанно ответил Роберт. – Я сам обнаружил это, когда проводил осмотр кораблей Вашего Величества. Каракка, которая меня смущает, имеет две орудийные палубы и четыре палубы на форкастле, поэтому она самым ужасным образом перегружена, а центр тяжести находится недостаточно низко. В результате она не так маневренна, как это нужно для боевого корабля. Кроме того, она качается при малейшем бризе, что мешает ей выполнять роль боевой платформы и грозит превратить битву в катастрофу.

– Вот как, вот как. Значит, катастрофа. – Король недовольно оттолкнул придворного, который хотел обратиться к нему с другой стороны. – И вы разбираетесь в таких тонкостях? Такой хилый парень, как вы, которому скорее место в канцелярии, чем на реях, натягивающихся на ветру?

В животе у Роберта все сжалось.

– Ваше Величество не поставили бы меня надзирать за своими кораблями, если бы я был на это не способен, – произнес он, изо всех сил пытаясь сдержать давление в груди и горле, но было слишком поздно. Его горло втянуло воздух, он икнул. Недуг одолел его. Верх унижения.

– Вам нехорошо?

– Нет, мой король. – Новый «ик» получился громче. Кто-то из мужчин за спиной короля захихикал. – Вы платите мне за то, что я читаю корабли, как другие люди… ик… тексты законов. Моя канцелярия… ик… это окружающее нас море.

– Скажите-ка, разве ваш отец не разводил скакунов? – вмешался в разговор мужчина с узким змееподобным лицом. Он стоял рядом с кардиналом Уолси: Томас Говард, сын герцога Норфолкского, пожалуй, самый ядовитый из всех придворных и подлый противник реформ.

«Скажите-ка, разве ваш отец не сражался на Боксфордском поле против дома Тюдоров?» – хотелось возразить Роберту, но вместо этого он снова икнул.

– Луковый настой поможет, – заметил Норфолк.

– От чего?

– От икоты вашей.

– Вы нас утомляете! – Король Генрих вздохнул, словно девица. – Сейчас мы хотим знать, какой из наших кораблей стал таким бельмом на глазу для нашего господина смотрителя.

Роберт набрал в легкие побольше воздуха, на миг прикрыл глаза.

– Это… ик… «Генри Грейс э’Дью», мой король.

Раздался смех.

– Кажется, я ослышался, – вырвалось у Генриха, который от удивления даже забыл использовать множественное число.

– «Генри Грейс э’Дью»… – зашептались стоявшие вокруг придворные, словно кучка молочниц.

– Мой король, не пора ли нам за стол? – заныл кардинал, уже вспотевший под своей моццеттой. Лицо его было красным. – Если рагу из павлинов слишком долго держать в тепле, оно будет не таким нежным, а паштет слипнется, словно клей. Тогда его сразу можно будет бросить челяди, которая ждет поживы под воротами и которую мы обычно кормим потрохами.

Король обернулся. Повсюду считалось, что не он, а этот толстяк в красной мантии правит Англией, пока Генрих развлекается, охотится и играет в теннис.

– Вы полагаете, что нужно послать господина смотрителя к черту, ваше преосвященство? Но когда речь идет о моих кораблях, мы с чертом можем и потягаться.

– Это понятно, ваша милость. Но ведь подобную неприятность необязательно обсуждать именно на Троицу.

– Вы слышали, сэр, – король Генрих снова обернулся к Роберту. – Ваше дело выслушали, хотя оно и кажется нам дерзким. А теперь наберитесь терпения, мы проверим сказанное вами.

– Мой король, пока я буду набираться терпения, это может стоить вам тысячи… ик… стрелков.

– Во имя Неба, приятель, какое вам дело до наших стрелков?

– Один из них – калека, – вырвалось у Роберта, который осознавал, что контроль над ситуацией постепенно ускользает от него.

– Вы стоите здесь и утверждаете, что наш флагман – плавучая скорлупка. И в довершение всего вы заявляете, что в качестве стрелков мы используем калек? Что нам с вами делать, карлик? Послать на эшафот или посмеяться? – Судя по всему, король уже принял решение. – Калека даже не сможет натянуть длинный лук, – продолжал он под хохот окружающих, – равно как и вы, карлик. А мы не позволяем себе иметь ни карликов, ни калек. Длинный лук – гордость Англии!

– Человек, о котором я говорю, аркебузир, – ответил Роберт.

Хохот Генри превратился в ржание.

– Аркебузир! Но они все равно не умеют целиться! Что делает это позорище на нашем корабле?

Роберт понурился и сдался. Сегодня он проиграл, а его проклятый недуг только разыгрался. Господа, державшие в руках судьбы дождливого острова, пойдут к столу, шутя и чавкая, а сам он должен будет довольствоваться тем, что власть близко, стоит лишь протянуть руку.

– Только не плачьте, – потрепал его по плечу король. – Если вы так отчаянно защищаете свое дело, значит, в этом что-то есть. Мы подумаем об этом. А своего брата, или кто там этот калека с аркебузой, пошлите домой, если он вам так дорог. Подготовьте извещение. О пересылке мы позаботимся.

«Хоть что-то, – подумал Роберт. – Хоть что-то». Маленькая победа бальзамом пролилась на израненную гордость.