Меридианы карты и души

Незабываема морская прогулка на небольшом туристском теплоходе. Несколько часов мы плыли и не могли разобрать, где здесь озеро, где искусственно созданный канал. Радуга сияющей синевы, зелени, желтизны и еще тысяча и одной краски. Вдоль обоих берегов беспрерывно появлялись и исчезали особняки — все в зелени, в цветах. И микрофон гида также беспрерывно оповещал, что этот дом принадлежит такому-то известному врачу, тот — такой-то кинозвезде, этот — такому-то судье, и так далее. Гид старался свои сообщения разбавлять приправой из острот вроде: видите этот дом доктора, у него столько-то тысяч долларов, приданое его жены. А вот моя жена, сокрушался гид вслух, выйдя замуж за меня, ни цента не прибавила к моему состоянию, только детей…

Теплоход подошел к маленькому островку, и пассажиры сошли на землю. Островок призван был создать иллюзию поселения американских аборигенов-индейцев. Я говорю — иллюзию, потому что ни соломенные хижины, ни экзотическая растительность и птицы, ни продавцы сувениров в национальных костюмах, ни индианки с голливудскими улыбками не были натуральными, взаправдашними, а были лишь экспонатами для любознательных туристов. Настоящих индейцев давно уже упекли в глубину страны, окрестив место их жительства словом «резервация», что свидетельствует о том, как быстро и прочно испанские и англо-саксонские пришельцы обжили западное полушарие, а от исконных его хозяев оставили в заповедниках лишь «образцы», сохранившиеся от вымирания.

Следующий день — 25 декабря — первый день рождества. Здесь он отмечается с большим размахом, чем даже Новый год. Еще за несколько недель начинается подготовка к нему. Подарки изобретают всяческие. Я видела дома, где в углу были сложены разноцветные шкатулки и шкатулочки, которые ждали сочельника. «Подарки и обмен подарками сами по себе символизируют братство во Христе», — услышала я в передаче американского радио в тот день. С мистической торжественностью этой формулировки, наверное, больше всех были согласны торговые фирмы и хозяева магазинов.

Американское рождество я провела в доме очередных флоридских Адама и Евы. Было застолье, по нашим ереванским меркам, более чем уравновешенное, без тостов, без песен, и только несколько раз щелкал неизменный «кодак», увековечивший моих сотрапезников.

Около восьми часов я была уже у Татосянов в моей «половине», вернее, моей, как сказали бы у нас, однокомнатной квартире со всеми удобствами. Вообще эти «удобства», даже те, куда, как говорится, «царь пешком ходит», здесь, в Америке, в идеальном порядке. Но госпожа Татосян, по-моему, всех переплюнула. Скромные круглые крышки, которые по злосчастной прихоти судьбы призваны играть весьма прозаическую роль в истории цивилизации, здесь прямо-таки утопали в белых нейлоновых тюлевых оборках с красной нейлоновой розой посредине. Попробуй обойдись с этой самой крышкой так, как ей это судьбой предназначено…

Я порядком устала от впечатлений дня. И все же, как бы ни манило меня мягкое ложе тикин Татосян, обидно было в этот праздничный день, когда во Флориду приезжают отовсюду, чтобы поэкзотичнее вкусить рождественские радости, в восемь вечера отойти ко сну. Но как бы ни подбадривал себя перцем и медом господин Татосян, вряд ли это был самый подходящий спутник для прогулок по ночным улицам. Мне оставалось лишь покорно откинуть покрывало и юркнуть в постель.

Я легла, но долго не могла заснуть. Решила прибегнуть к самому испытанному средству от бессонницы в нашем добром Старом Свете — что-нибудь почитать. Зажгла лампу, огляделась — ни газеты, ни книги, ни журнала никакого не было видно во всем обозримом пространстве. Вошла в гостиную. Вокруг бесчисленное количество ваз с нейлоновыми цветами, безделушек, зеркал и прочее. Но ни Гутенберг, ни тем более армянский первопечатник Акоп Мегапарт никаких улик своей просветительской деятельности здесь не оставили…

Несолоно хлебавши вернулась назад, выключила свет, приказала себе заснуть. Но именно в эту минуту зазвенел белый телефон на тумбочке рядом с кроватью. Машинально подняла трубку, никак не предполагая того, что могло за этим последовать. В трубке девичий голос, английский язык. Я твердо убеждена была, что не туда попали: кто мог в такой поздний час звонить Татосянам? Но как это мое твердое убеждение сформулировать по-английски? Хочу повесить трубку, но чувствую — что-то не то. Девушка твердит одно и то же: «Лос-Анджелес, Лос-Анджелес…» Я понимаю, что звонок из Лос-Анджелеса, и соображаю, что, наверное, это кто-то из их родственниц. Перехожу на армянский: «Вы Татосяна просите? Позвать Татосяна?» Девушка на минуту замолкает, а потом, как «SOS», повторяет по слогам: «А-лис, А-лис»… Вспоминаю вдруг, что днем госпожа Татосян говорила, что ее дочь живет в Нью-Йорке, а внучка Алис уехала от родителей в Лос-Анджелес. Эта внучка, которая завтра-послезавтра станет обладательницей всего накопленного дедом и бабкой, обладала бы хоть самым малым запасом слов на языке деда и бабки, думаю в сердцах я и спешу разбудить спящих на другой половине стариков.