— Чем обладаешь ты, королева Моргана? — сказал он. — Несравненными умом и красотой, властью и познаниями? И что же ты творишь с ними? Ум твой пребывает в рабстве у неслыханной гордыни, которая побуждает тебя бороться с Богом на равных или отрицать Его существование и культ, признавая существование и культ одной лишь Морганы. Твоя величественная красота покорно служит тирану — плотскому наслаждению, ввергающему тебя в бесчисленные, постыдные и грязные связи. Власть твоя, словно малое дитя, подчиняется необузданности твоей: закон твой позволяет тебе губить тела и развращать души людей, как если бы ты была своенравным творцом, который не знает иных правил, кроме произвола своих прихотей. Что же до твоих познаний, они вскормлены твоей гордыней и одновременно питают твою печаль. Внемли словам Екклесиаста: «…вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые прежде меня были над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания. И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это — томление духа. Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»[9]
. А если бы ты и сотворила нечто доброе с помощью даров своих, разве не следовало бы считать их в высшей степени относительными, взглянув на них направленным к единому восприятию двойным взором, который видит как тленную реальность, так и вечный идеал? Ибо эти дары относительны лишь в силу того, что принадлежат материи, и только идеал, бросающий вызов времени и находящийся вне времени, воплощает абсолют, сотворенный Богом. Ум угасает. Красота вянет. Власть, сколь бы ни была велика, исчезает — свидетельством тому служит падение Римской империи. Познания же — усвоенные от наставника или почерпнутые из книг — не более чем дрожащий огонек тусклой лампы посреди бесконечного мрака Вселенной, которую может осветить лишь вера, вера в абсолютное познание, принадлежащее на веки вечные только одному Богу. Поэтому я заклинаю тебя верить, королева Моргана. Верить, что грех гордыни — первейший из твоих грехов, ибо стал он причиной всех порожденных им грехов человеческих — был искуплен муками Христа. Верить, что основанные на гордости ум и власть — ничто в сравнении с милосердием, верить, что величайшее наслаждение плоти — ничто в сравнении с наслаждением души, которую дарует чистая любовь, несравненная и противостоящая плотским утехам. Верить, что должным образом осмысленное познание ведет не к тленному мерцанию, но к свету живому — то есть к вере. Верить, наконец, что смерть вызывает не отчаяние, а радость, ибо означает не распад бренной материи или видимости, но рождение вечной души — или сущности. Заклинаю тебя верить. Ты враждебна не столько Богу и человеческому роду, сколько самой себе, и я хочу спасти тебя от другого абсолюта — одиночества, муки и отчаяния в вечности ада. Ибо он гораздо хуже того абсолюта исчезновения и небытия, который тебя страшит.— Ты веришь в этот ад? И в то, что Бог создал его для человека? — спросила Моргана.
— Да.