Мерцающие

Надо было придумать, как выманить ее оттуда так, чтобы это не выглядело подозрительно. Отсутствие взрослых играло на руку. Еще ни разу, кстати, не складывалось так удачно – чтобы никого из родителей вообще не было поблизости. Похоже, школьники шли домой мимо сквера и решили забежать ненадолго. И в это же время здесь оказался он, со своим некормленым зверем, ломающим ребра изнутри.

Существовало немного способов втереться в доверие ребенку. За три с половиной года наш герой овладел ими практически в совершенстве. Быть опрятным. Улыбаться. Быть уверенным в себе. Показать, что способен защищать. Обязательно рассказать о придуманных собственных детях, которым являешься добряком-отцом. Детки, они ведь тоже многое понимают. И если ты напомнишь ребенку, а в случае нашего героя, этим ребенком всегда оказывались девочки, если ты напомнишь девочке ее отца, хоть чем-нибудь, хоть случайно оброненным словечком о рыбалке или ремонте, то дело практически в шляпе. Главное – вести себя уверенно. Представить, что ты – нормальный человек, который заговорил с малюткой не для того, чтобы сделать с ней что-то страшное, а для того, чтобы выяснить, где ее родители и помочь… Тогда и со стороны это не будет выглядеть подозрительно. Возможно, тебя даже посчитают благородным, отзывчивым, достойным. Толпа такая глупая. Ее так легко обмануть. Вот отдельного ребенка, особенно девочку – сложнее. Это целое искусство. Впрочем, раз на раз не приходится.

Внезапно мужчина ощутил, что Попутчик отступил – будто волна отхлынула, а нож убрали от горла. Пришло ледяное спокойствие и, куда же без нее, уверенность в том, что все получится и в этот раз, в лучшем виде получится. Настроение сегодня такое, что верится в успех. А он, разумеется, неизбежен, ведь в сквере нет взрослых, и мужчина готов, очень даже готов подняться на ноги, прошагать к площадке, позвать ее и завязать ни к чему не обязывающий разговор, который потом перетечет в… впрочем, там как получится. Загадывать заранее не стоит, а то удачу спугнешь. Было слишком много вариантов развития событий, не учитывать хотя бы один из коих нерационально. Все зависело от девочки и ее воспитания. Точнее, не все, но очень многое…

Когда мужчина, наконец, собрал все свои силы и хотел решительно подняться на ноги, то обнаружил, что не может этого сделать. На улице уже проглядывала вечерняя, легкая-легкая дымчатая мгла, так что очертания лица девочки начинали теряться, яркий цвет куртки и волос потускнел, лишенный обильных солнечных лучей, силуэт все более смазывался. «Еще двадцать минут – и стемнеет окончательно, – понял вдруг с ужасом мужчина, – я не могу ее упустить, я не имею права ее упустить, она слишком хороша, чтобы я ее не попробовал…»

Мужчина еще раз попытался встать и снова не смог, словно кто-то, стоящий позади него, за лавочкой, положил ему на плечи тяжелые, нечеловеческие руки и удерживал на месте. Мужчина еще раз дернул плечом, весь озверившись от страха упустить желанную добычу, вмиг преобразившись в монстра, прячущегося внутри него, выжидающего своего часа все то время, что приходится притворяться нормальным; вымазанного черными разводами похоти, испачканного грязью животного голода и мечущегося, как на ржавой от крови цепи. Жирные вьющиеся пряди полностью выбились из аккуратного зачеса, на губах прыгал оскал, растрескав губы и заставляя слизывать свою же кровь, сочащуюся из трещинок, дыхание чуть ли не превратилось в рычание, но… плечо не поддавалось. И встать не получалось. Не то что бы встать – вообще оторвать спину от скамьи не представлялось возможным. Мужчина понял, что его насильно удерживают, и испугался по-настоящему: эта сила не была человеческой. Он захотел стряхнуть руки со своих плеч, но ничего там не обнаружил. Тогда он попробовал восстановить дыхание, перестать вести себя, как пес, рвущий цепь, которую ему не суждено порвать, и стал искать глазами девочку.

Вот она, вот она, еще здесь… не уходи, пожалуйста, поиграй еще немножко… черт, как же быстро темнеет… еще пять минут, и она точно со мной никуда не пойдет. При свете солнца все кажется неопасным, даже я! Пусти. Пусти! Я должен встать и пойти… я хочу!

Мужчина тщетно дергался, пытаясь оторваться от спинки, и не мог. С каждой секундой им овладевал первобытный страх только лишь оттого, что он упустит такую маленькую красавицу, такую крохотную прелесть с серьезными серыми глазками, блестящими волосами, звонким голосом и молочной, нежной кожей, как у младенцев… которую так хочется гладить и покусывать, подчинять себя, с каждым прикосновением увеличивая напор… Ни о чем другом думать не получалось, и поэтому ничто не пугало в большей степени, чем вариант лишиться всего того, что успел представить и вот-вот собирался осуществить.