Мерцающие

Объект избегает общества, долго не может находиться вместе с группой, уходит. Ни с кем не разговаривает, кроме старосты. Сидит всегда один, позади всех, ведет себя, мягко говоря, странно. Мне кажется, ему либо скучно, либо противно, либо неудобно в нашем глупом обществе с глупыми и низкими разговорами, поэтому на перерывах он либо уходит к подоконнику, либо в курилку, либо куда-то еще, и я понятия не имею, куда он испаряется временами. В общем, предпочитает быть один.

Лекции, кажется, не пишет, но бывает, что-то рисует в тетрадках. Рисунки странные, но увлекательные, их хочется рассматривать, как узоры. Я видела однажды краем глаза.

Пятница

Опоздал. Снова вышел примерно в середине пары. Каждый раз он так делает. Зачем? Временной интервал небольшой совсем, может быть, выходит покурить или в туалет.

Входя в аудиторию, всегда хрипит и кашляет, это выглядит так, словно он рычит. Пугающий звук.

Сегодня у него снова просветленное, особенное лицо. Обычно на нем лежит отпечаток мрачности и безысходности, а глаза смотрят без выражения. Я подозреваю, что он не спит, но кажется, сегодня ему удалось выспаться.

На третьей паре к нему пристала М., чтобы поиздеваться. Он выдавал некое подобие улыбки и отвечал ей, правда, неохотно, еле-еле шевеля губами. Голос у него тихий, я редко его слышала, всего пару раз. Наблюдал за мной исподлобья, украдкой. Когда я заметила, поспешно отвернулся. Много раз отвечал на паре, приободрен. Кажется, ему нравится эта тема. Снова за мной наблюдал, но в этот раз не отвел глаз, их отвела я. Над ним сегодня шутили, он смущался. Когда заговорили на интимные темы, вышел из аудитории.

Мне кажется, у него непорядок с психикой. Но в нашем жестоком обществе такие люди, как он, вынужденные жить под гнетом болезни, обязательно попадут в разряд изгоев, квазинаркоманов и людей нетрадиционной ориентации. Мне жаль его, хотя иногда он меня пугает. Тяжелый у него взгляд. Посмотрит – мурашки побегут, и самой убежать захочется.

Со временем стала замечать, что мне не по себе в его присутствии. Я прекратила наблюдать за ним, теперь мне отчего-то боязно это делать. Причины я не знаю. Не то стыдно, не то страшно. Он входит в аудиторию, и я сжимаюсь. И желудок у меня сжимается, и голова как будто вот-вот треснет. Теперь я не поворачиваясь назад, чтобы хотя бы мельком посмотреть, как он разглядывает свои идеальные руки, или рисует в тетради нечто сюрреалистичное, или по сотне раз перекладывает свой злосчастный рюкзак. Я не хочу встречаться с его большими глазами.

Среда

Сегодня случайно увидела, как он вытащил из рюкзака целый ворох упаковок каких-то таблеток и принялся перебирать их под партой. Неужели он думал, что это действие не привлечет всеобщего внимания? Что бы он ни делал, это получается громко. Входит ли он в аудиторию – с утробным рыком, или роняет термос – с лязгом, или бьется об парты – с грохотом, или швыряет вещи на стол – с громом и треском. Он не умеет быть тихим. Даже перебирая блестящие упаковки, он шелестит на всю аудиторию.

Все привыкли к шумному сокурснику на задних партах, и дольше двух секунд на него не смотрят. Я замечаю презрительные улыбочки на лицах однокурсников. Серьезнее, чем к таракану, к нему не относятся. Скорее всего, он это понимает. И, скорее всего, он полагает, что так к нему относятся все подчистую. Это самое обидное. Он думает точно так же и обо мне. Что если я гляжу не него, так с отвращением или жадным интересом к диковинке, и что в его присутствии мне противно, будто меня облили помоями. Как же доказать ему, что все это не так? Как убедить его в обратном? И нужно ли ему это?..

Наконец, он находит нужные таблетки в куче серебристых пачек, кладет несколько на ладонь и запивает их жидкостью из бедного побитого термоса. Что в нем? Кофе, чай или что-то крепче?.. И почему это так волнует меня… Я внимательно наблюдаю за его действиями, совсем потеряв страх и совесть. Он как будто и не видит не то что бы меня, а вообще мир вокруг. Его взгляд затуманен. Большие продолговатые глаза из-под темных густых бровей смотрят хмуро и вникуда. Через несколько минут он выходит из аудитории. Как обычно. Я делаю запись в блокноте наблюдений, удивленная тем, как это он не уронил термос. Никому до него дела нет, кроме меня. Пока его нет, я часто оборачиваюсь, чтобы рассмотреть его учебное место. Предпоследняя парта, на ней пыльный старый рюкзак со шнуровкой, из раскрытой пасти которого выглядывают затертые листы общих тетрадей; рядом черная ручка и раскрытая тетрадка, в ней пара корявых строк огромным почерком, да непонятное изображение. Вот и все, что остается от него, когда он уходит.

Проходит десять минут (временной интервал всегда примерно одинаков), и он шумно, с кашлем, с задеванием парт, возвращается и с ударом об угол стола садится на свое место. Я больше не оборачиваюсь, потому что увидела его взгляд и его лицо. Как они все могут считать его всего лишь наркоманом?! Ведь по нему видно – здесь что-то иное, что-то более серьезное. Черт меня возьми, если я не докопаюсь, что именно!

Суббота