Мерцание «Призрака»: лик смерти

— Ничего, — слегка улыбнувшись, ответил пожилой мужчина.

— Как ничего? — потрясенно переспросил Михаил Иванович. — Вы ещё не сделали необходимые исследования?

— Почему же? Сделал! Но только не зная, образцом чего он является.

— Вам разве не прислали все необходимые бумаги? — теряя терпение, спросил Громов.

— Конечно же, прислали, но только образец, который вы привезли мне, практически полностью не соответствует тому составу, который описан в бумагах. Так что это всего лишь подделка но, правда, весьма искусная. Абсолютно точная копия, по крайней мере по цвету и плотности. Уж не знаю, как это удалось тем химикам, которые его делали, но они очень были искусны. Над этой копией, похоже, поработали хорошие мастера своего дела. Если не знать того, что написано в бумагах, то он может создать иллюзию настоящего образца, — надев очки, ответил Глебовский, с сожалением в глазах посмотрев на Громова.

Михаил Иванович на мгновение посмотрел куда-то в угол лаборатории и повернулся к выходу, сказав на прощание:

— Спасибо, профессор.

— А что делать с вашей подделкой? — вдогонку Громову спросил Глебовский.

— Отправьте её обратно ко мне, как вещдок, — ответил он и вышел из лаборатории в коридор.

Михаил Иванович покинул НИИ им. Курчатова и сел в свой «Порше», чувствуя в себе досаду из-за этого поражения. Он достал из бокового кармана пальто смартфон и набрал какой-то номер. Громов включил стеклоочистители, сметая с лобового стекла падающий небольшой снег, пока ждал ответа абонента:

— Да, Михаил Иванович, — ответил Романов.

— Андрей, у меня плохие новости. Образец, который ты привёз, оказался фальшивым, — расстроенным голосом в плохом расположении духа, сказал Громов.

— Какие теперь будут указания, Михаил Иванович?

— Указание только одно. Постарайся найти образец. От этого зависит слишком многое, — слегка вздохнув, ответил Громов.

— Хорошо, я постараюсь, только мне нужны 24 часа. Я хотел бы слетать в одно место.

— Согласен, только не более 24 часов. Хорошо?

— Конечно, Михаил Иванович.

После этих слов Громов нажал на смартфоне отбой и положил его обратно в боковой карман пальто. Михаил Иванович вырулил на дорогу и добавил газа, направляясь на доклад к генералу Васильеву. Он ещё раз вздохнул и, вытерев слегка вспотевший лоб правой рукой, не снимая при этом тонкой кожаной перчатки, включил фары.

Предместье Эдинбурга.

Говард ехал по дороге, направляясь к местной церквушке, где свои проповеди ведет отец Патрик. Перед Льюисом открывались живописные места и горы с необыкновенным горным воздухом, который проникал в салон внедорожника через опущенное слегка стекло.

Говард понимал, что хотел бы остаться в этих местах навсегда и больше никогда их не покидать: не уходить из этого покоя и природного великолепия, которое помнил с детства в те времена, когда отец возил его сюда и рассказывал об этих местах. Детство внезапно соединялось с реальностью и настоящим. Он видел себя маленьким мальчиком, который бегал по этим полям, не зная никаких бед и невзгод. Видел те года, полные счастья и отсутствия тревоги. Тогда он не искал раскаяния и искупления грехов, каких в его жизни набралось не мало! Всё казалось таким далёким и одновременно таким близким, что все расцветало в его глазах, меняя потускневшие и поблёкшие краски на яркие и сочные, полные радости и исчезнувшей тревоги.

Льюис завернул с дороги к церквушке и остановился на парковке, заглушив двигатель. Выходить из машины не хотелось! Хотелось снова окунуться в детские воспоминания, но что-то не давало больше этого сделать! Это что-то требовало идти и говорить, понимая, что, возможно, он не будет понят и не будет надежды! А как жить без надежды? Этого Говард точно бы не смог. Всегда и везде его выручала вера и надежда в лучшее и на лучшее, иначе бы он давно погиб, пав где-нибудь смертью храбрых. Он открыл дверцу внедорожника и покинул автомобиль.

Льюис закрыл дверцу «Лендровера» и направился к церкви, где в этот момент не должно было толком никого быть, что ему было и необходимо. Утренняя месса давно закончилась, и настало обеденное время. Он зашёл в церковь и, перекрестившись, прошёл к алтарю, около которого суетился святой отец. На вид ему было лет пятьдесят. У него было нормальное телосложение и черные волосы с лёгкой сединой. Округлое лицо придавало ему благостности, которая была необходима для священника, и без какой точно было нельзя обойтись.

— Отец Патрик? — подойдя к священнику, спросил Говард.

— Да, это я, — посмотрев на Льюиса с немного растерянно, произнёс святой отец.

— Отец Бернардо много о вас говорил! — произнёс Говард, не постеснявшись немного приврать в доме Божьем, понимая, что иначе разговор никак не склеиться.

— А Бернардо! Этот старый плут! — с улыбкой добавил отец Патрик и подошёл ближе к Льюису. — А вы, наверное, Говард?

— Совершенно верно! А он обо мне вам рассказывал?

— Давайте присядем, — предложив сесть Льюису, сказал святой отец и уселся на скамейку.

— Хорошо, святой отец, — присев к отцу Патрику, добавил Говард. — А отец Бернардо обо мне рассказывал?