Катарина спешила как могла. Влетела в кафе за одну минут до назначенного времени. Большинство столиков было свободно. У окна завтракала пара туристов, за дальним столиком девушки пили кофе и болтали. Никого похожего на загадочного Ференца. Она села так, чтобы видеть дверь. Быть может, она поймет, что это он. Нельзя же обманывать в третий раз.
Подошел официант. Катарина заказала капучино. Время текло мучительно медленно. Вошел местный старичок, которого приветствовал и бармен, и официант. Нет, наверняка не Ференц. Вошла пара молодых ребят с рюкзаками за плечами. Кажется, они говорили по-польски.
Принесли чашку горячего капучино. Она сделала глоток и обожглась. Приложила платок к обожженному месту. Губа болела, надо приложить что-то холодное. Катарина встала и вышла в дамскую комнату.
Она вернулась быстро, не прошло и трех минут. В кафе ничего не изменилось. Никого похожего на Ференца. Неужели опять обман? Подошел официант, приятный молодой парень:
— Прошу простить, вы случайно не госпожа Тилль Катарина?
Она кивнула.
Сходив к барной стойке, официант протянул поднос с маленьким запечатанным конвертом.
— Для вас оставлено письмо.
Катарина взяла письмо и поблагодарила.
— Кто оставил? — спросила она, не решаясь вскрыть конверт.
— Какой-то господин… — официант замахал, отказываясь от чаевых. — За все заплачено, благодарю вас.
— Вы знаете… — Катарина никак не могла объяснить трудную ситуацию. — Мне бы узнать… Как он выглядел?
Официант пожал плечами.
— Обыкновенный господин. Довольно пожилой, за сорок. Немного неопрятно одет…
— И это все?
— Он не местный, — вспомнил официант. — Говорит с акцентом, наверно, с юга…
Катарина еще раз выразила благодарность. В окно кафе заглянул какой-то неприятный мужчина с густой бородой. Катарине показалось, что он смотрит на нее. Как-то сразу захотелось послушаться Карлоса и вернуться домой. Пусть он конверт раскроет. А она потерпит.
Недопитый капучино остался на столе. Катарина выскочила из кафе и побежала к ближайшей станции метро.
44
Профессор не любил «новое» метро. Как коренной житель Будапешта, «новым» он считал все линии, кроме Желтой ветки, «Фёльдалатти». Именно это метро, открытое в XIX веке сразу после лондонского, он считал настоящим. Хотя на ветке было одиннадцать станций, а протяженность ограничивалась центром города и улицей Андраши. Старая часть Желтой ветки никакого транспортного значения не имела, использовалась как туристическая диковина. Дьёрдю было все равно. К новым станциям, особенно советского периода, он испытывал эстетическую неприязнь.
Куда сильнее нового метро профессор не любил спешку и неопределенность. Он не привык подскакивать и мчаться сломя голову, да еще с утра пораньше. Только особый тон сообщений заставил его бросить завтрак и делать то, что от него требовали. Что тоже было непривычно. Профессору надлежало ровно в 9.37 оказаться на перроне станции метро «Árpád hid»[9]
. Пропустить два поезда. Дождаться третьего. Сесть во второй вагон от конца состава в самом углу. Для чего понадобились такие цирковые кульбиты, профессор не знал, но надеялся, что ему сообщат нечто столь важное, что это оправдает мучения.Он пунктуально выполнил требования. Вовремя был на перроне, пропустил два полупустых поезда, чувствуя себя редким чудаком, зашел в вагон третьего. Оба диванчика в самом углу пустовали. Дьёрдь сел так, чтобы видеть входные двери. И поехал.
Когда на третьей станции двери вагона закрылись и диктор объявил следующую станцию, «Nyugati pályaudvar»[10]
, профессор подумал, что господин Карлос устроил розыгрыш. Что было не в его характере. Но все может однажды случиться. Вдруг испанец с вечера перебрал вина, ему весело, он вздумал подшутить над старым клиентом. Поступок заслуживает глубокого осуждения.Дьёрдь предавался сомнениям, когда рядом с ним кто-то присел.
— Доброе утро, профессор…
Откуда появился Карлос, он не понял. Как будто возник из воздуха. Дьёрдь был уверен, что осматривал пассажиров вагона. Тем не менее он появился. Значит, не розыгрыш.
— Карлос, дорогой мой, что все это значит?
Эксперт по антиквариату был старинным партнером. Выполнил множество заказов, провернул для него не один десяток дел. Про многие из них Дьёрдь предпочел бы не распространяться, а лучше забыть навсегда. Между ними сложился определенный этикет общения, в котором у Дьёрдя была инициатива. Он ставил задачу, назначал срок и называл цену. Карлос был исполнителем. Дьёрдь не мог припомнить случая, чтобы испанец вызвал его на встречу. Не могло быть и речи, чтобы Карлос вдруг раскопал какую-то диковину и предлагает клиенту. Он работал только под конкретный заказ и не тратил время на беготню по антикварным лавкам. Что же изменилось? Неужели нашел кувшин? Так быстро? Ну конечно, что же еще…
Дьёрдь не хотел спугнуть радостное предчувствие.