Мне показалось, что мы смотрели друг на друга целую вечность. Я понял все, что она хотела сказать. И, похоже, Кей поймала и мои мысли.
Я кивнул ей. И тут впервые за время нашего знакомства я увидел ее слезы. Вернее, однуединственную слезинку; она медленно скатилась по мраморно-белой щеке и упала на песок.
Никогда я не был чересчур впечатлительным человеком – ничего не поделаешь, издержки профессии, но в этот миг мне стало так нехорошо, что я резко повернулся и быстро пошагал по тропинке наверх, к вилле, лишь успев быстро сунуть ладонь Винграновскому и пробормотать пару дежурных фраз. И пока я поднимался на косогор, его тяжелый взгляд буравил мне спину; мне не нужно было оглядываться, я это чувствовал. Наверное, у старого аса разведки появились какие-то сомнения на мой счет, но в этот момент мне было плевать и на него, и на "папу" Кончака, и вообще на всю мою жизнь, так бездарно и никчемно прожитую в изнаночном измерении, где все поставлено с ног на голову…
Утром пришел шифрованный приказ Центра: "Птичка вылетела из гнезда, приступайте к боевому дежурству. Командиру группы прибыть в Марсель для координации совместных действий с партнерами. Заместителя ввести в курс дела по облегченному варианту. Новый механик и помощник капитана поднимутся на борт на маршруте…" Далее: координаты, пароли, адрес явки в Марселе. Подпись – Чанг. Это псевдоним Кончака на время операции "Альянс".
Через два часа, оставив вместо себя Боба Миллера, я уже покупал билет на туристическое судно, отплывающее в Марсель.
Киллер
Нас уже ждали. Когда наш грузовичок остановился на лесной поляне и мы извлекли из тайника дона Витторио, двое хмурых нераз-говорчивых парней тут же отогнали машину в кусты и забросали ее ветками. Неподалеку стояли еще два авто – легковушки, тоже замаскированные, чтобы их не было видно с воздуха. Я знал, что одна из них предназначалась нам, а что касается второй…
Когда ее пассажиры выбрались бы наружу в другое время и при иных обстоятельствах, я бы, наверное, рассмеялся – так нелепо они выглядели. Но я сразу узнал их, а потому мне тут же стало не до смеха.
Это были главный колдун (или жрец) и вождь племени Божественного Красного Ягуара, индеецгигант. В своем одеянии, в общем-то достаточно приличном, купленном в дорогом магазине, но помятом, они выглядели как собаки, которым хозяева от нечего делать шьют человеческие одежды. Не хватало только чепчиков – тех, что сбрендившие модницы цепляют на уши своим любимцам.
Мы с Марио подошли к индейцам и почтительно поприветствовали их, хотя я с огромным удовольствием немедленно сбежал бы в окружающие поляну заросли. Эрнесто, увидевший эти огородные пугала впервые, буквально врос в землю; правда, его никто и не приглашал отдать долг вежливости.
Колдун, бесцеремонно распахнув ворот моей рубахи, быстрым движением пощупал мой талисман и что-то сказал довольным голосом гиганту. В ответ тот хмуро кивнул и похлопал меня по плечу. На этом наш разговор закончился, и они перенесли свое внимание на Марио. Горбун долго что-то втолковывал им вполголоса, будто боялся, что мы с Эрнесто подслушаем, но ни он, ни я не знали этого тарабарского языка, состоящего большей частью из шипящих звуков и прищелкиваний.
Наконец колдун сделал властный жест, Марио освободил ему дорогу, и старый индеец подошел к Большому Дону. Мафиозо, все еще пребывающий под действием снотворного, стоял слегка покачиваясь, будто пьяный, и тупо смотрел прямо перед собой. Колдун заглянул ему в глаза, что-то буркнул, затем достал из мешочка, висевшего у него на шее, щепотку какой-то дряни, насыпал себе на ладонь и сдул пылеобразное вещество, похожее на очень мелко накрошенный – даже растертый – табак прямо в лицо балдеющему Дону.
Мафиозо чихал минут пять – до слез. Когда он наконец прочихался, то первыми его словами были:
– Мерзавцы! Что вы со мной сделали?!
А затем, так и не дождавшись ответа и полностью придя в себя, он посмотрел вокруг покрасневшими глазами и глухо спросил:
– Где я? Что случилось?
– Вы в надежных руках, дон Витторио, – с насмешкой сказал Марио.
– Кто… кто это?! – Большой Дон воззрился на горбуна как на балаганного уродца – со смесью удивления, презрения и брезгливости. – Какого черта привели ко мне эту гнусную обезьяну?!
Похоже, дон Витторио, замороченный наркосодержащим снотворным, напрочь забыл, что с ним случилось, и думал, будто он в окружении своих верных псов.
Большего оскорбления, чем сравнить его с обезьяной (на которую, если как на духу, он и впрямь был похож), Марио нанести было нельзя. Я это знал. И даже немного струхнул, заметив, как черные глаза горбуна полыхнули неистовым огнем злобы и ненависти – что, если он прямо сейчас грохнет глупого болвана, не дожидаясь, пока тот расскажет нам об интриге с русскими киллерами?
Но Марио все-таки нашел в себе силы сдержаться; мало того, он даже улыбнулся, хотя от этой улыбки у меня мороз пошел по коже. Зная его мстительную натуру, я мог только представлять, какую участь он приготовил заносчивому Дону.