Мертвая петля

Озадаченная и взбешенная Зинаида Моисеевна задумалась. Она начинала понимать, что случилось, должно быть, действительно что-то необычайное. Но раздумье длилось недолго и, приказав подать экипаж, она поехала прямо к Еноху, которого вызвала в швейцарскую запиской, говоря, что должна ему сообщить очень важное известие.

Банкир был дома и тотчас же спустился. Кузина сообщила ему о случившемся происшествии в словах Нины.

– Я очень боюсь, что этот болван вёл себя как настоящий грязный жид и вызвал скандал, затушить который будет нелегко. А самое худшее – он страшно повредил тебе во мнении Нины, – с негодованием закончила княжна.

Аронштейн покраснел, услышав насмешки Нины на его счёт, и его чёрные глаза мрачно сверкнули.

– Каналья! Ну, уж поплатится Лейзер за свои безобразия, – проворчал он. – Подожди меня, Зина. Я только возьму шляпу, и мы вместе поедем к Итцельзонам. Надо дознаться, что там именно произошло.

По приезде, Зинаида Моисеевна прошла прямо в спальню, слабо освещенную ночником, и нежно склонилась над больной, но та не узнала её. Горя, как уголь, Лили беспокойно металась по постели и бессвязные, вылетавшие у неё слова относились, очевидно, к пережитой, непристойной сцене с мужем. Перевязанные голова и рука и пестревшие на лице следы ударов красноречиво свидетельствовали о жестокости Лейзера и пробудили злость в душе княгини. Она с участием расспросила сестру милосердия, обещала помочь ходить за больной, а затем перешла в кухню, где Роха и Фрейда в страхе и тревоге перешёптывались.

Княгиня учинила им тотчас строжайший допрос.

– Вы слыхали, что Лейзер колотил жену? У вас тут в кухне торчит гоя, которая могла разнести сплетни по всему городу и, вероятно, донесла обо всём в дом князя, а вы сидите, уши развесив, вместо того, чтобы разнять их и прекратить эту мерзость?! Ведь вам, кажется, платят за то, чтобы вы мне доносили, как Лейзер относится к жене, и не позволяет ли себе в отношении её какой-нибудь грубой выходки? А тут чёрт знает, что случилось, а вы меня даже не уведомили!

Бац, бац! – Несколько крепких оплеух сбили парик с головы Рохи и разукрасили багровым румянцем щеки Фрейды. Но ни та, ни другая не издали ни звука и давали себя бить, покорно понурив головы.

Взбешенная Зинаида Моисеевна перешла затем в кабинет Лейзера, где был и Енох.

Произошло, очевидно, бурное объяснение. Аронштейн стоял мертвенно-бледный, его трясло, и зубы у него стучали, как в лихорадке. Лицо Лейзера пылало, волосы были всклокочены, и он с убитым, приниженным видом стоял, как подчинённый, перед богатым и властным соплеменником.

Выслушав рассказ Зинаиды Моисеевны, Енох упал в кресло, пораженный; но это состояние оцепенения быстро миновало. Дрожа от злости, он снова бросился на Лейзера, грозя ему кулаками.

– Подлая свинья! Как посмел ты не только сам бить свою жену, а ещё допустил посторонних колотить её ногами? Разве ты не получил точного приказа всегда держаться с ней, как в гостях: быть прилично одетым, нежным, предупредительным, чтобы твоя жена потом всюду пела тебе гимны и считала себя счастливейшей женщиной? А ты, поросёнок, вместо этого, бегаешь немытый, лохматый, в падающих кальсонах, рваных туфлях, засаленном лапсердаке, и от тебя за версту разит чесноком. Смотреть на тебя противно. Но погоди! Раввин разберет твои проделки и уж пропишет тебе ижицу. Ты сейчас же поедешь со мной к нему.

Услыхав про раввина, Лейзер побелел как полотно, но всё же молча надел пальто и уехал с Аронштейном.

Зинаида Моисеевна сказала, что остаётся ухаживать за больной. Раввин был богатый хлеботорговец, старик строгого вида. С Аронштейном он был, по-видимому, в наилучших отношениях и выслушал его рассказ с явным неудовольствием.

– О чём ты думал, болван, бессовестно нарушая данные тебе приказания? – спросил он, сурово смотря на Лейзера. – Или ты думаешь, что кагал даром тратил средства, чтобы из тебя вышел артист? Тебя всячески рекламировали, чтобы выдвинуть в первый ряд, разрешили крещенье, чтобы ты мог жениться на богатой девушке гоев и служить выполнению плана, важность которого ты даже не понимаешь. Не забывай, смотри, что те, кто тебя возвеличили, могут тебя и уничтожить и непременно это сделают, если ты посмеешь не слушаться. Мы развенчаем твоё дарование так же, как прежде восхваляли тебя, а твои махинации с деньгами жены предадим гласности. Мы разорим и раздавим тебя!..

В ужасе, совершенно подавленный, Лейзер со слезами стал просить прощения, обещая слепо повиноваться всему, что прикажет ему «святой» кагал.

Раввин долго не соглашался, сурово вычитывая Лейзеру все его прегрешения. Наконец, он отчасти смягчился, т. е. обещал не губить его; но, чтобы тот вперёд помнил свой проступок, приговорил к следующему наказанию.