Борису всё же удалось каким-то чудом перетянуть Днепр. Самолёт ткнулся носом в крутой песчаный берег, после чего рассыпался: двигатель отлетел в одну сторону, хвост и крылья в другую. Только одна кабина осталась. При ударе Нефёдова сильно тряхнуло, но он был рад, что остался жив. Хотя внутренности ещё долго болели. Потом выяснилось, что он сломал три ребра. С того момента, как его истребитель подбили, до жёсткой посадки прошло не более десяти минут, но за это время кожа его лётной куртки успела «сгореть» под мышками от льющего градом пота. А ведь куртку Борис надел поверх гимнастёрки.
Миловидная медсестра в санчасти артиллерийской батареи перевязала лётчику разбитую голову, оказала другую первую помощь. При этом держалась она надменно и на комплимент со стороны незнакомого капитана ответила таким строгим учительским взглядом, что Борис решил, что явно не понравился ей. На самом деле девчонка привыкла к оказываемым ей знакам внимания и устала от них. Маска неприступности позволяла закрыться от навязчивых ухажёров, которых среди изголодавшихся по женскому обществу бойцов было великое множество. Борис сразу этого не понял.
Потом его пригласил к себе в блиндаж командир батареи — старший лейтенант лет двадцати пяти. Розовый, как девушка, большеголовый, в круглых очках-«велосипедах», с крупным кадыком на длинной мальчишеской шее, — он даже в офицерской форме продолжал выглядеть человеком сугубо штатским. Оказалось, что парень из-за войны не успел закончить математический факультет университета. На фронте человека такого типа встретишь не часто. В основном приходится общаться с людьми прямыми, честными, но грубоватыми. Сама манера хозяина блиндажа изъясняться вкрадчивым интеллигентским стилем вызывала у Бориса удивление и восхищение. Даже к своему ординарцу — простому солдату старший лейтенант обращался исключительно на «вы».
Артиллерист отчего-то проникся к попавшему в его блиндаж волей случая лётчику большим доверием и откровенно поведал Нефёдову о своей тайной любви к прекрасной санинструкторше. Он вздыхал и угощал гостя водкой, чтобы только поговорить о предмете сердца. Возможно, парень посчитал, что только человеку постороннему и можно исповедаться. А он явно нуждался в том, чтобы поделиться с кем-то своей бедою.
— Я ещё не очухался от жёсткой посадки, но чувствовал себя так, словно из ада в самоволку сбежал! — продолжал свой застольный рассказ Нефедов. — Кишки, конечно, ноют, но настроение всё равно прекрасное. Приятная расслабуха по телу пошла, сразу поозорничать захотелось, в авантюру в какую ввязаться. Ну и спирт, которым меня щедро угощал сам непьющий хозяин, разумеется, сыграл свою роль.
Выслушав комбата, Нефёдов решил, что за то время, пока сюда будет добираться высланная за ним из части машина, он успеет устроить судьбу лейтенанта и ещё выпить за счастье молодых.
— Так чего ж ты робеешь?! Ты же артиллерия! Проведи массированную артподготовку и занимай плацдарм в сердце своей симпатии!
— Да разве в столь тонком деле так можно? — усомнился очкарик.
— Только так и можно! — авторитетно сообщил «Анархист». — Да не робей, бог войны! Я тебя с воздуха прикрою. Бери ещё кого-нибудь в свидетели и айда свататься, пока в твоём хозяйстве затишье. Наступление со дня на день может начаться, не до этого будет… Да, только тебе придется одолжить мне гимнастёрку. А то в своём рванье я больше на разбойника с большой дороги похож, чем на друга жениха.
При появлении в палатке санчасти трёх разгорячённых мужчин девушка оробела. Но ещё более смущённым выглядел жених. Второй сват — старший сержант — отчего-то только заговорщицки хихикал и подмигивал медсестре, мол, готовься, девка, сейчас что-то будет. Борис принялся незаметно пихать комбата локтем, чтобы тот начинал заготовленное объяснение в любви. Но бедняга совсем оробел и только беззвучно шевелил губами, словно выброшенная на берег рыба. Тогда Борис полностью взял инициативу на себя:
— Милая Танюша! — торжественно начал он.
— Вообще-то меня зовут Надежда, — язвительно поправила его начинающая понимать смысл происходящего девушка.
— Ну да, я и говорю — милая Настенька. Он, — Борис указал пальцем на старшего лейтенанта, — хочет сказать, что давно любит вас. В короткие минуты затишья между жестокими боями все его мысли только о вас. Сколько раз, Настенька, он мысленно говорил вам…
Далее Борис повёл речь от первого лица, имея в виду лейтенанта. В завершении своего спича оратор высокопарно произнёс:
— Согласны ли вы, уважаемая Надежда Викторовна, стать моей, то есть его женой?
— Но ведь я совсем не знаю вас? — вдруг смущённо глядя на Бориса, дрогнувшим голосом произнесла санинструкторша. — Признаюсь, ваше предложение застало меня врасплох. Я должна подумать.
Она явно пропустила мимо ушей, что вся красочная речь лётчика произносилась им от имени другого. Только что на перевязке взгляд её был равнодушен, почти враждебен. Теперь же в этих золотисто-коричневых с перламутровым отливом глазах светилось такое, что опытный вояка и сердцеед стушевался.