Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

Сверток соскользнул с лезвия, а с ним и выцветшая карточка, на которой он лежал. Перегрин чуть мутным взглядом разглядел, что это – меню; на нем стояла дата шестилетней давности. Поперек мелькнувшего перед глазами заголовка «Паровая яхта “Каллиопа”. У Вильфранша. Праздничный ужин» красовалась над десятком прочих витиеватая неразборчивая подпись.

– Извините, – сказал мистер Кондусис, быстро накрывая ладонью карточку и убирая ее прочь. – Это тут совсем ни при чем. Интересен сам сверток. Откроете?

Перегрин осторожно потянул за концы ленты и развернул шелк.

На свет явилась перчатка. Детская, цвета старого пергамента, в пятнах, похоже, от воды и сморщенная, как лицо древнего старика. Перчатку покрывала изящная вышивка – крохотные золотые и алые розы. Золотая бахрома на конических манжетах потемнела и растрепалась. Ничего столь же душераздирающего Перегрин в жизни не видел.

Под перчаткой лежали две сложенные бумаги, давно выцветшие.

– Прочитаете? – пригласил мистер Кондусис и отошел к камину.

Перегрин необычайно деликатно прикоснулся к перчатке. «Лайка, – подумал он. – Лайковая перчатка. От времени, наверное, стала хрупкой?» Нет. Кожа под кончиками пальцев была необъяснимо мягкая, словно только что выделанная. Перегрин вытащил из-под перчатки бумаги – порванные на сгибах, грязные и блеклые. Очень аккуратно развернув ту, что побольше – она легла перед ним порванная, – и напрягшись, Перегрин прочел:

«Эту маленькую перчатку и прилагаемое письмо моя прапрабабушка получила от лучшей подруги, миссис – или мисс – Дж. Харт. Моя милая бабушка уверяла, что это принадлежало Барду. NB. Смотри отметку внутри манжеты.

М. Е. 23 апреля 1830 года»

«Прилагаемое письмо» было всего лишь клочком бумаги. Надпись сильно поблекла; Перегрин даже сначала принял корявые извилистые буквы за иероглифы и решил, что ничего не удастся прочесть. Потом начал узнавать буквы, которые постепенно складывались в слова.

Воцарилась тишина. Огонь в камине утих. Кто-то прошел по комнате над библиотекой. Перегрин слышал биение собственного сердца. Он прочитал:

«Сделаны моим отцом для моего сына на XI день рождения и ношены только раз»

Перегрин застыл, глядя на маленькую перчатку и документы. Мистер Кондусис оставил нож для бумаг на столе. Перегрин вставил кончик ножа из слоновой кости в раструб перчатки, очень медленно поднял и повернул. Внутри стояла пометка, теми же корявыми буквами. «Х. Ш.»

– Но откуда… – Перегрин не узнал собственный голос. – Откуда она у вас? Чья она?

– Моя, – ответил мистер Кондусис издалека. – Разумеется.

– Но… где вы ее нашли?

Долгая пауза.

– В море.

– В море?

– Во время круиза шесть лет назад. Купил.

Перегрин посмотрел на хозяина. Как бледен мистер Кондусис и как странно ведет себя!

– Ящик – своего рода дорожный письменный прибор – передавался по наследству. Бывший владелец узнал о существовании двойного дна только… – Мистер Кондусис замолк.

– Только? – повторил Перегрин.

– Только незадолго до смерти.

– Специалистам показывали? – спросил Перегрин.

– Нет. Конечно, стоило проконсультироваться в музее или у «Сотбис».

Мистер Кондусис говорил так спокойно и безмятежно, что Перегрин заподозрил: хозяин каким-то непостижимым образом не понимает значимости вещи. Как бы уточнить… но тут мистер Кондусис продолжил:

– Я не проводил полной проверки, однако понимаю, что возраст мальчика в момент смерти совпадает со свидетельствами и что его дед был перчаточником.

– Да.

– И что инициалы внутри перчатки совпадают с инициалами мальчика.

– Да. Хемнет Шекспир.

– Именно, – сказал мистер Кондусис.

Глава 2

Мистер Гринслейд

I

– Знаю, – сказал Перегрин. – И не нужно повторять, Джер. Я знаю, что вокруг имени Барда всегда существовала нездоровая шумиха, а к четырехсотлетнему юбилею она выросла еще. Я знаю о кутерьме вокруг старых портретов с выпуклым лбом, о поддельных автографах, «украденных и обретенных списках», фальшивых «открытиях» – обо всем. Я знаю, что, вероятнее всего, эта перчатка – всего лишь подделка. Я только прошу тебя понять, что, увидев все это перед собой, я просто с катушек съехал.

– И не только от перчатки, как я понимаю. Чуть не утонул, напился, щеголял в шмотках миллионера и еще опасался, что хозяин к тебе подкатывает.

– Да точно нет!

– Ты сам говорил, что он вел себя по меньшей мере странно.

– Чертовски странно, но я уверен, что не по-гейски.

– Ну, тебе виднее. – Джереми Джонс склонился над рабочим столом и сделал аккуратный разрез в куске тонкого картона – готовил модель декорации к клубной постановке «Спасенной Венеции». Потом отложил бритву и посмотрел на Перегрина. – Можешь нарисовать ее?

– Попробую.

Перегрин помнил перчатку совершенно отчетливо и нарисовал приличный эскиз.