Мертвая зона

Перевязав раненых, Маша осмотрелась: в подвале разбросаны бочки, ящики, какие-то старые стулья, тряпье… Света от самодельного каганца не хватало, но то, что ей было нужно, нашла: из двух дощечек сделала шину и крепко прибинтовала к простреленной и только что перевязанной ноге раненого.

— Найдем какие-нибудь палки вместо костылей и будем выбираться, — тем же успокаивающим тоном сказала она. — Немцы-то совсем близко, надо уходить… Может, еще кто здесь есть?

— Нет, сестрица, нас трое было…

Едва они вышли из подвала, обстрел усилился. Гитлеровцы, казалось, весь огонь сосредоточили на входе в подвал и прилегающей к нему части площади.

— Заметили… Теперь дадут прикурить, — беспокойно проговорил солдат с костылями. — Придется по-пластунски, иначе не пройти. Ты-то сюда как прошла?

— А я и сюда так пробиралась, — спокойно сказала Маша. Ей нельзя было не то что бояться, даже показывать, насколько стало страшно. Да и страшно ли?.. От чудовищного переутомления все чувства притупились, ей было почти безразлично, что бы ни произошло. Подсознательно оставалась одна только мысль: «Вытащить, спасти раненых».

— Ну, миленькие, ну, напрягитесь, не так уж тут далеко…

Но ни раненный в голову, ни боец с переломом ноги ползти не смогли, силы их истощились.

— Иди, сестренка, за подмогой, одна скорей доберешься, а мы за тобой потихоньку.

— Задерживаться нельзя, можем к немцам попасть, — возразила Маша. — Буду вас перетаскивать по очереди. Нам бы только до Астраханской добраться, а там и переправа рядом…

…— Так я и потащила их, то одного, то другого, а тут патрули на Астраханской подхватили и до переправы донесли…

Заканчивая рассказ, Маша показала ободранные в кровь ладони и колени, вздохнув, добавила:

— Вон, кажется, бомбежка кончилась. За вещами я быстро сбегаю…

— Пойдем вместе.

Сергеев не мог отпустить ее одну. Ему казалось, что после пережитого буквально вчера сегодня Машу обязательно настигнет пуля или осколок.

— Ой, правда? — искренне обрадовалась Маша. — Спасибо, Глеб Андреевич!

Короткий путь к подвалу, где временно приютилась Маша, и обратно, до казармы НКВД, как громко называли одну из штолен, прошли они в общей сложности не меньше чем за полтора часа.

— Вот мы и дома, — сказал Сергеев, постучавшись в дощатую дверь, проходя в сопровождении дежурной внутрь землянки.

— Располагайся, ложись на любую свободную постель, отдыхай, а там что-нибудь придумаем. Когда тебе на дежурство?

— Через два часа.

— Я разбужу.

И здесь, в штольне управления, было полно раненых.

Сергеев точно выполнил свое обещание. Когда вошел в землянку, оказался свидетелем самого большого потрясения, какое выпало в эти дни на долю Маши.

Разбудил ее грохот разрывов. Вскочив с постели, она не сразу поняла, куда попала и что с нею.

Тусклый свет пасмурного дня, пробивающийся через отверстие в двери, едва освещал землянку. Дверь распахнулась, вошли два бойца в засыпанных пылью, мокрых от пота на лопатках и под мышками гимнастерках, втащили на плащ-палатке, запачканной кровью, девушку с повязкой медсестры на рукаве. Вслед за ними вошел и Сергеев. Он увидел, как Маша наклонилась к раненой, в ужасе прижала руки к груди: на Машу и Сергеева смотрели безжизненные, широко открытые глаза Сони Харламовой. Пульса не было.

— Соня! — крикнула Маша. — Сонечка!.. — и замолчала, словно окаменела. Ее стали бить рыдания.

— Сонечка! — вырвался у Маши полный тоскливого ужаса вопль.

Сергеев не знал, что сказать, как утешить потрясенную Машу. Наконец нашелся:

— Медсестра Гринько! Прекратите! Здесь раненые! — встряхнув Машу за плечо, прикрикнул он.

Неожиданно окрик подействовал. Продолжая всхлипывать, Маша сквозь слезы пробормотала: «Извините, Глеб Андреевич…» Стала осматриваться по сторонам, увидела, что в штольне действительно забеспокоились раненые. Их скопилось на переправе столько, что для отправки за Волгу не хватало темного времени суток, а новые все прибывали. От того, сколько еще сможет выдерживать нечеловеческое напряжение, весь этот кровавый ужас медсестра Маша Гринько и такие, как она, будет зависеть жизнь многих…

Против входа разорвался снаряд. Осколок, пробив дверь, впился в стену.

— Мне пора на дежурство, — сказала Маша, не спуская глаз с лица мертвой Сони.

— Идем провожу, — глянув на осколок, отозвался Сергеев.

По пути, пытаясь все же как-то отвлечь Машу от только что пережитого потрясения, спросил:

— Не сказала мне, где Николай и что с ним?

— Не хотела говорить, Глеб Андреевич, — отозвалась Маша, — а только придется… Николай опять под следствием…

Такой поворот был для Сергеева полной неожиданностью: и это после подвигов, за которые представлен к правительственной награде?

— Что же он такого натворил? Дело, надеюсь, ведет оперуполномоченный Фалинов?

«У Фалинова можно хоть узнать, в чем провинился Рындин, а может быть, и помочь чем-нибудь?»